– Не знаю. – Николай ненавидел уже себя за свой униженный тон, но у него просто не было выхода, он должен был попасть в подъезд, и эта женщина была его единственным шансом. – Забыла, наверное.
Женщина еще раз смерила его внимательным недобрым взглядом.
– Ну заходите…
Он дождался, когда она войдет, и, стараясь соблюсти между ними расстояние побольше, намеренно притормозив в дверях, протиснулся в подъезд. В эту минуту он уже буквально ненавидел себя, но удерживал изо всех сил желание нахамить этой высокомерной цаце: ему очень нужны были деньги!
Возле лифта старательно обогнув женщину, боясь задеть ребенка, бессмысленно таращившего на него стеклянные глазки, он зашагал на второй этаж пешком, буквально ощущая, как она изучающее смотрит ему вслед.
Нажав кнопку звонка, он услышал тоненький лай, затем дверь распахнулась, и крохотная заплаканная женщина в ярком шелковом халате, держа под мышкой мизерную голенькую собачку с тонюсенькими ножками, капризно протянула:
– Ну где же вы потерялись, Николай! Я вас жду-жду!
– Я… да. Простите… припоздал…
– Проходите, вот тапочки… Сюда можно повесить куртку…
Он послушно исполнил все ее указания, собачка внезапно умолкла, с любопытством потягивая малюсенькой черной пуговичкой, заменявшей ей нос.
– Бонечка. Это свои… Это свои. Бонечка! Проходите, Николай. Вот сюда.
Она ввела его в большую комнату с высоким потолком, где стоял гигантский, дорогого дерева письменный стол с какой-то замысловатой, цветного стекла, настольной лампой, старинные пузатые антикварные шкафы, битком набитые книгами, тяжелые кресла с причудливо изогнутыми ножками. Люстра с хрустальными висюльками ярко заливала светом роскошный напольный ковер, и Николай интуитивно не решился ступить на него, обойдя по широкой полоске пола вдоль стены.
– Вот! – плачущим голосом сказала Лилия Ивановна, показав на вывалившуюся и висящую на проводах розетку. – Вениамин Анатольевич терпеть не может работать при верхнем свете… Но он сам… сам… сам… ее и испортил…
Она всхлипнула и вдруг зашлась в рыданиях. Собачка вздрогнула и попыталась лизнуть хозяйку. Но та уронила ее, опустилась в кресло и прижала к глазам носовой платочек. Взвизгнувшая было собачка немедленно забралась на колени к хозяйке и, свернувшись клубочком, мгновенно заснула.
– Я просто в шоке! Он просто взял и уехал, ни слова не сказав! Понимаете! И ведь я ничего такого ему не сделала! Ровным счетом ничего! За что он так со мной поступил?
Николай замер, не зная, что ответить.
– Мы сели обедать! Все, как всегда. А у меня же диета из-за поджелудочной, мне особо есть ничего нельзя. Ну, я приготовила индюшку, перетерла ее с морковкой, кашку гречневую отварила с творожком… Обычная моя еда, то, что я ем с тех пор, как со мной эта болезнь случилась. Он сказал, что будет есть то же самое, что и я. Я накрыла. Начали есть. А он сидит и нахваливает: «Какая вкусная диета! Какой потрясающий вкус!» Как будто бы каши никогда с морковкой и индейкой не ел. Все попробовал и говорит в конце: «Родная! Шикарная диета! Мне теперь тоже надо так питаться!»
Женщина умудрялась одновременно и рыдать, и тарахтеть со скоростью хорошего пулемета.
– А я ему говорю: «Господи! Какая тебе диета, ты себя давно видел?» Знаете, Вениамин Анатольевич так нездорово последнее время похудел! А он вдруг как накинулся на меня: «Ты! Ты лучше за собой следи! Ты вечно всем указываешь, что делать и как жить! Ты просто мне завидуешь! Всю жизнь умничаешь! Лучше всех знаешь, что и как! Что, самая умная, что ли?» Вскочил из-за стола и понесся в кабинет…
Николай неловко переступал ногами, не зная, что сейчас уместно делать: то ли приступить к ремонту розетки, то ли дослушать эту внезапную истовую исповедь.
– Я так опешила! Даже не сразу нашлась, что сказать. Я просто была в шоке! – Женщина и не думала прекратить рыдать. – Я иду к нему в кабинет, а он орет! Руками машет! Уже чуть ли не пена изо рта… Взгляд безумный! Безумный! Понес дальше про то, что я всю жизнь ему испортила, что ничего хорошего он от меня за все годы не видел… Что я ничего не могу, не умею… что я даже с домработницей не могу справиться: дескать, она мной управляет, не я ею… А между тем на его столе, на его любимой лампе всегда пыль. Тут у него лампочка перегорела, а выкрутить якобы и вкрутить некому… «Вот! – кричит. – Смотри, смотри!» И стал щелкать-щелкать выключателем… А лампочка не зажигается и не зажигается…
Николай молча, тоскуя, слушал, стоя перед плачущей женщиной чуть не навытяжку.
– Я ему говорю: ты же не разрешаешь мне заходить в твой кабинет, откуда же мне знать, что у тебя в лампе перегорела лампочка! А он закричал, затопал ногами…
Николай покорно кивнул.
– Вы должны понимать, Вениамин Анатольевич вообще человек очень выдержанный, – внезапно опомнилась женщина. – У него просто, видимо, нервы сдали… он сейчас такой важный проект делает… с посольством… ну, вы понимаете…
Николай опять кивнул. В нем стало закипать легкое раздражение: если это шоу семейного горя затянется, то он, чего доброго, не успеет вернуться домой.
И тут женщина опять зарыдала…