И тем не менее до конца «умереть» она так и не смогла. Иногда, даже зная, что никого этим не увлечет и никому, кроме нее самой, это не нужно, Анна вдруг ощущала прилив вдохновения, особенно когда изувеченный и искалеченный учебный план добирался до тем, которые считала своими…
– Итак, – покопавшись в бумагах и окинув взглядом будущих юристов, экономистов и бухгалтеров, провозгласила она, – мы договаривались с вами, что на первой половине пары начнем большую тему культуры Греции, а на второй полупаре вы напишете мне итоговую самостоятельную работу по ранее пройденной теме – культуре Древнего Египта. К ней я вас неделю назад просила подготовиться.
Идеально подкрашенные губки еще более набухли в обидчивой гримаске, а лохматых мальчишеских бровей и вовсе не стало видно за по-модному встрепанными чубами:
– А вы же…
– Не «а я же»… Вы же знаете, я вредная. Все записываю. Вот, с прошлой недели у меня стоит отметка, что о самостоятельной работе были оповещены все, вплоть до болевших – обязанность довести до их сведения эту информацию взяла на себя староста. Инесса?
С задней парты поднялась мужеподобного вида девица в кожаных штанах и с кольцом в носу.
– Да, Анна Павловна, – нехотя, сквозь зубы, процедила она.
– Вы сдержали свое обещание? Группа готова к самостоятельной?
Ей самой эти работы давно были не нужны, она и без этой кипы почти неисписанных листочков (бессмысленные перепевы ею же начитанных лекций – в этих головах ничего не задерживалось!) знала, что студенты ничего не учат, ничего не помнят, ничем не интересуются, ничего не читают и потому ничего толком не напишут. Но очередное кафедральное требование настаивало на «оптимизации учебного процесса», выделяя на эту самую оптимизацию все больше и больше часов за счет сокращения лекций. Тогда, на заседании, когда об этом зашла речь, она сперва по привычке хотела возмутиться, поставить вопрос о недопустимости сокращения и так беспощадно урезанной учебной программы… И тут же осеклась, одернула сама себя: возражать бесполезно, и, значит, придется крутиться. Вот она и крутилась.
Возражения в студенческих рядах потухли, так и не вспыхнув, и она получила возможность начать лекцию.
Древнюю Грецию она любила до самозабвения. Наизусть читала гекзаметры из «Одиссеи» или «Илиады», что, впрочем, некому было оценить по достоинству, ибо студенты с одинаковым равнодушием относились ко всему.
Вот и сейчас, начав декламировать первые знаменитые строфы из «Илиады» о гневе Ахилла, она автоматически и совсем без удивления заметила, как тяжелая мужская рука под одним из столов легла на голую коленку соседки. Соседка беспокойно заерзала, но руку не отвела, только чуть приподнялись выбритые и заново подрисованные бровки и глаза с идеально выпрямленными ресницами стрельнули горячим преданным взглядом в соседа.
К моменту, когда Анна начала разбирать особенности древнегреческой пластики, рука доползла уже до края мини-юбки и медленными, уверенными движениями стремилась забраться под легкий клочок ткани. Тонкая девичья рука с причудливо-узорчатым разноцветным маникюром осторожно сползла под стол и накрыла мужскую руку, впрочем не слишком ей препятствуя. Идеально разделенные реснички прикрыли потупившийся взгляд, и Анну стало слегка подташнивать.
Когда мужская рука уже полностью хозяйничала под мини-юбкой, Анна не выдержала.
– Молодой человек, – прервала она сама себя. – Я вынуждена попросить вас и вашу соседку… м…м…м…м… покинуть аудиторию и немного прогуляться по коридору… так сказать, проветриться.
Анна тщательно подбирала слова, памятуя свою ошибку, которая однажды, в самом начале всех этих «образовательных» нововведений, чуть не лишила ее работы. Тогда она еще наивно полагала, что хозяином аудитории является лектор, и просто выставила с занятий юношу, методично всю лекцию на задней парте набиравшегося пивом.
Отец юноши в присутствии ректора, согласно кивавшего головой рачительному родителю, популярно объяснил тогда Анне, в чем заключаются права студентов, а в чем ее обязанности как лектора… После того случая она на много лет «ослепла» и «оглохла» в аудитории и продолжала стоически вычитывать материал тогда, когда девушки расчесывали волосы, грызли яблоки и даже кололи орехи на задней парте.
Но сейчас она не вытерпела.
– А вас что-то смущает? – не убирая руки, глядя Анне прямо в глаза, спросил юноша.
Соседка его тихонько хихикнула.
Аудитория, доселе тихо гудевшая, притихла в ожидании шоу.
– Нет, я как раз забочусь о вас, – Анна изо всех сил следила за своим тоном, дабы не спровоцировать какое-нибудь новое разбирательство. – Я просто хотела бы предоставить вам более комфортные условия…
Парень широко ухмыльнулся:
– А нам нормально, правда, Леночка?
– Полагаю, я вас несколько отвлекаю…
Парень ухмыльнулся еще шире:
– Вы так захватывающе рассказываете о рождении Афродиты, что это нас возбуждает.