Очень хотелось солнца

В дверь мне даже не пришлось звонить: Фанни давно выучила мои шаги по лестнице и сейчас, заслышав их, взорвалась радостным лаем.

– О-о-о-о! Вот мы вас и дожидались! – Сияющий Егор одной рукой открыл дверь, другой с трудом удерживая за роскошный блестящий бант на шее стонущего и тяжко дышащего бобтейла.

Я шагнул через порог, едва успел протянуть ему пакет с шампанским, конфетами и фруктами, как бант не выдержал, лента лопнула, и освобожденная Фанни ринулась обниматься, плотно прижав меня к стене.

Пока я боролся с ее восторгами, чтобы снять куртку и поменять обувь, ухо уловило из гостиной звуки негромко работающего телевизора и аккорды тренькающей гитары. Видимо, все приглашенные были уже тут, ждали только меня.

Шагнул в гостиную и обомлел.

В кресле, свесив через ручку едва прикрытые мини-юбкой длинные стройные ноги, опираясь спиной на сидящего на другой ручке гитариста, полулежала девушка с Тверской. Восхищавшая меня волна ее волос наполовину прикрывала лицо, обаятельнейшая круглая мордашка лучилась улыбкой, глаза вспыхивали озорными искорками.

Слева от нее, на диване, в таинственно мерцающем в полусвете сиреневом платье «с искрой» замерла в своем привычном оцепенении Нелли. Поодаль от этой живописной группы, развернув стул от стола Егора, возвышался гигантский человек – он казался огромным даже сидя! – с большим, крутым, тяжелым лбом, из-под которого недобро блестели темные умные глаза. Они неотступно, не отвлекаясь ни на минуту, следили за каждым движением Нелли. В одном его изрядном кулаке, удерживаемая за горлышко, была зажата бутылка коньяку, в другом – пузатый бокал, из которого он время от времени прихлебывал.

Счастливая Фанни влетела в гостиную, с размаху заскочила на диван, лизнула хозяйку. Нелли чуть заметно отстранилась и поморщилась – макияж был едва заметный, подчеркивающий достоинства ее утонченного лица! Фанни же залегла, припав на передние лапы и приподняв зад с быстро-быстро виляющим круглым хвостиком, видимо приглашала меня занять ставшее уже привычным «мое» место.

– Знакомьтесь, господа! – вошедший Егор вовремя скрыл мое замешательство, взяв все внимание присутствующих на себя. – Это Вадим Петрович!

Гигант, не вставая, меланхолично протянул мне руку: рукопожатие оказалось неожиданно теплым.

– Я тоже Вадим! – пророкотал он.

– Ой, они оба Вадимы! Можно загадывать желания! – Девушка с Тверской стремительно выбросила свое плотненькое тело из кресла, обежала молодого человека с гитарой, журнальный столик, встала между нами, схватив нас за руки, и замерла.

Прошло несколько секунд, девушка солнечно улыбнулась, скосила глаза на Егора, отпустила наши руки и торжествующе сообщила:

– Вот теперь точно сбудется, я это знаю!

И тем же путем, на ходу жарко обняв гитариста, вернулась в свое кресло, так же улегшись в него поперек и снова перекинув ноги через ручку.

Гитарист, склонившись над гитарой и покачиваясь в такт, ухом ловя переливы играемой мелодии, не отрывая рук от струн, никак не отреагировал на ее порыв, а мне лишь кивнул: дескать, прости, музыка важнее, бросив короткое: «Паша!» – И снова ушел в звуки.

Девушка с Тверской издали внимательно обшарила меня большими, быстрыми, хитроватыми глазами и хамовато спросила:

– А кто такой Вадим Петрович?

– Наш старый добрый знакомый!

– Любите вы, однако, старых знакомых! – с акцентом на слове «старый» процедила девушка.

Я с изумлением понял, что она совсем неплохо информирована о происходивших в этой семье событиях, одновременно утвердившись в своих предыдущих самых худших подозрениях, и невольно, не сдержавшись, обернулся на Егора.

Но его лицо было непроницаемо.

Девушка, намеренно манерничая, сложив губки бантиком, не меняя позы, протянула мне руку, как для поцелуя:

– Любка!

Поцеловать эту руку я бы и не смог – между нами был журнальный столик. Да и втягиваться в эту двусмысленную игру совершенно не собирался. Поэтому, переводя разговор из многослойной игры смыслов в одну-единственную, парировал:

– Очаровательное создание, старость – это то, что когда-нибудь случится и с вами. Никто из нас этого не минует!

И чтобы не обострять происходящее, опасаясь что-нибудь уронить, задеть, слегка перегнулся через накрытый и уставленный бутылками журнальной столик, вежливо пожав эту кокетливо протянутую руку.

– В отличие от некоторых, – снаряд явно летел не в меня, – в старости я останусь такой же очаровательной, причем без всяких подручных средств!

Вблизи оказалось, что Любка была сильно моложе Нелли – дай бог, чтобы ей было восемнадцать, – и почти не подкрашена.

Нелли на мой тревожный взгляд отрешенно улыбнулась и указала на диван:

– Присаживайтесь ко мне, Вадим Петрович! Видите, Фанни уже вас ждет!

По-прежнему боясь обрушить пирамиду закусок и бутылок, я уселся на диван и привычно утоп в мягких объятиях его подушек и пружин. Хотелось как можно глубже вдавиться в него.

Но, похоже, «напряг», по обыкновению, был только у меня.

Любка, все так же не меняя положения тела, сладко потянулась и, лениво, грациозно протянув над головой руку, постучала по спине гитариста: