Очень личная история. Опыт преодоления

Мы выписались, а через неделю я Жорочку родила. Что удивительно, роды были самые лёгкие. Помню, когда я узнала, что в третий раз беременна, у меня от радости поднялось давление, которое месяц не могли сбить. А потом всё нормализовалось. Я, будучи беременной, Тёму и на руках носила, мы же приехали в Рентгенорадиологию в памперсах, он сам не мог в туалет сходить. Через месяц после появления Жоры мой муж повёз Тёму на первую химиотерапию в Морозовскую больницу. Мне туда было нельзя, потому что кормила грудью. Туда заходишь, а там химией и санобработкой пахнет, всё пропитано химией. Условия там – жуть. Это я про старый корпус. В новом, наверное, будет по-другому. Медсёстрам, которые там работали, я очень признательна. Они были милосердны, они очень старались, разговаривали с детьми, разговаривали с мамами. Знаете, я не могу охарактеризовать своё отношение к врачу, которая нас там лечила. Ненависть – очень громкое, грубое слово, слишком сильные эмоции, но эта врач – она чудовище. Вот я вчера прочитала фразу: «Интересно устроен человек, он может не понимать, что он делает доброе дело, но он всегда понимает, что он делает злое». Эта врач вскоре ушла оттуда.

Тёма понемногу восстановился, мы приложили все возможные усилия, всё понимание, все мои связи, мы начали заниматься мелкой моторикой, рисовать, лепить, перешли на вышивку, между химиотерапиями к нему приходили из музыкальной школы, он начал немного опять играть на гуслях. Его учительница начальных классов, Суворова Татьяна Васильевна, стала ходить к нам. Мне самой иногда было страшно смотреть на своего ребёнка, а она его гладила, обнимала, один урок с ним позанимается, потом ведёт покушать, его тошнит, я убираю за ним, а она ему спокойно чайку нальёт и пойдёт опять с ним уроки делать. Татьяна Васильевна у нас три раза в неделю по три-четыре часа проводила. Вы, наверное, видели, как страшнеют дети во время болезни. Вначале ребёнок распухает, вес у Тёмы скакал от шестидесяти до тридцати двух килограммов, потом – от сорока семи до двадцати восьми. У него в итоге произошла реструктуризация, очень сильная потеря мышечной массы, которую мы до сих пор восстановить не можем. Но работа мозга у Тёмы тогда восстановилась, он стал опять умненький, он стал хохотучий.

А после пятой химии он опять стал умирать… У него началась нейроинтоксикация периферической нервной системы. Это я сейчас такой умный медицинский термин знаю. Всё произошло на моих глазах. Когда я это увидела, сама чуть не умерла рядом с ним. Подумала, что у него инсульт случился. Внешние признаки были как при инсульте. Мы вызываем скорую, а Андреевка – это же Московская область, в отличие от Зеленограда. Приезжает скорая, а у них нет ничего, им даже кровь нечем взять, и они нам предлагают госпитализироваться в Солнечногорский район. А я понимаю, что там в больнице тоже нет даже одноразовых иголок взять кровь. Нам нужно было срочно установить, диабетический это приступ или инсульт. Это же голова, мозг. Но у Тёмы всё прошло достаточно быстро, и мы оставляем его дома. А когда случается второй такой же приступ, мы бросаемся в машину, переезжаем на ту сторону, где начинается Зеленоград, у нас есть там квартира, вызываем скорую. Второй приступ длится дольше, он путает руки, ноги, у него свешивается язык, он и без того зелёного цвета, лысый, с запавшими глазницами. Это был поздний вечер. Врач скорой растерян, спрашивает, что ему можно уколоть, я звоню Тёминому лечащему врачу из Морозовской, даю трубку врачу из скорой, она ему что-то говорит. Когда мы на следующую химию в Морозовскую приехали, врач меня отчитала, что я её побеспокоила в позднее время, разбудила, когда она уже спала… Она же прекрасно понимала, что я в тот момент видела. Если вам не нравится ваша работа, не ходите на неё, выберите другую.

Потом мы снова лежим в Морозовской, сначала в неврологии, потом нас переводят в онкологию… Сказать, что я была в шоке, ничего не сказать. После этих двух приступов Тёма снова стал глупым. Все знания и умения, которые он приобрёл за прошедший год, исчезли. Это был уже май следующего года. Тёма снова перестал читать. Мы, естественно, бросили школу. Мы перестали спать, он снова кричал, падал в обмороки, его тошнило…