Очень мелкий бес

— Вроде... оно, да... — пробормотал Владимир Сергеевич.

—  Примерно такая же разница между мной и вампиром. Я не напрашивался, но и

от службы не бегал. Приказала Родина, и я пошел.

— А родину персонифицировал Лаврентий Павлович, — усмехнулся Верховский. Бородавин  не  понял,  что  означает  «персонифицировал»,  но  уловил  что-то  обидное и счел нужным показать, что и он, Сила Бородавин, не лыком шит.

— От вас чесноком пахнет за три версты, — сказал он, обнаруживая способность к иронии. — Это ваше личное дело, если вы его кушать любите, но если это вы специально для меня, то зря. Мне от него ни тепло, ни холодно. Считалось, что этого не достичь, а я упорными тренировками добился. Меня наизнанку выворачивало, ломало всего, а я по весне этот самый чеснок наперекор всему прямо с грядки жрал. Геор­гий Бенедиктович Колотовцев, пока не сбежал на Запад, тщетно пытался понять, как мне это удается. Все меня Митридатом называл — был в древности такой царь, который яд ложками принимал и так привык к нему, что никакая зараза его уже взять не могла. Георгий Бенедиктович на других экспериментировал, да где уж там... Не верил он в силу воли советского человека. Потому и дал деру. Говорят, что в Америке у него вилла и целый гараж автомобилей...

— На свете счастья нет, но есть покой и воля, — процитировал Владимир Сергеевич и отхлебнул портвейна.

— Вы правы, — признался Верховский, — в карманах у меня чеснок.

— Вы, что же, думали, что я на вас наброситься могу? — Бородавину стало смешно.

— А что, не случалось в мирной жизни ни разу ни на кого набрасываться? Вы знаете Игоряинова Виктора Васильевича?

— Нет, — пожал плечами Бородавин, — а кто это?

— А поэта Портулака?

— Понятия не имею.

— А мне сказали, что это он надоумил вас отнести рукопись в «Прозу».

— А-а, понял, о ком это вы. Я с ним вчера вечером познакомился у Володи и фамилию не спросил. Вы думаете, что я его... это... Володя, это ты сказал товарищу Верховскому, что я поэта Портулака вакцинировал?

— Не я, — кротко ответил Владимир Сергеевич и потянулся к бутылке.

— Как-то странно у нас, товарищ Верховский, разговор пошел. Я себя, как на доп­росе, чувствую. Давайте уж перейдем к рукописи, — сказал Бородавин. — По-вашему, она требует доработки? Я в литературном отношении имею в виду.

— Да, да... — Гай Валентинович был очень далек от литературного отношения к мемуарам Бородавина. — И все-таки признайтесь, Сила Игнатович, вам приходилось применять свои способности... вакцинировать других людей, кроме тех случаев, что вы описали в мемуарах?

— Ну, если уж вам так интересно... Вот это как раз мне и пришлось изъять по настоятельной просьбе компетентных товарищей. Не для печати могу рассказать, но только между нами. Володя, — Бородавин протянул к Протопопову руку со стаканом, — дай мне слово, что ты никогда и никому не расскажешь.

— Даю! — сверкнул глазами Владимир Сергеевич, двигая свой стакан навстречу бородавинскому. — Пусть даже, Сила, ты и вампир, но я доверие ценю. А слово мое, Сила, крепче стали. Как алмаз мое слово!

— Из всей нашей группы я один остался в живых... — начал Бородавин...

Важность обнародуемых фактов и желание избежать свойственных устной речи неточностей заставили нас воспользоваться еще не подвергшимся цензуре экземпляром мемуаров и заменить слово, изреченное Силой Игнатовичем, на слово, им же написанное. Для читателя, не приемлющего литературных условностей и желающего знать в реалистических подробностях, как протекал рассказ Бородавина, сообщаем, что трижды Сила Игнатович прерывал свой монолог, и они с Владимиром Сергеевичем чокались и выпивали. Верховский слушал молча и помешивал остывший чай.

«Из всей нашей группы я один остался в живых. Связь с Центром мне удалось установить через полгода, и сразу же поступил приказ возвращаться назад. За мной прислали самолет, из чего я заключил, какое значение мне придается. Меня поместили на охраняемом объекте в Подмосковье и приказали подробно описать все события после выброски нашей группы. Этот мой отчет сохранился в архивах и очень помог мне при работе над настоящими воспоминаниями.

Каждый день со мной много беседовали товарищи из НКВД. Официально арестованным я не считался, но и выходить никуда не мог. Объект строго охранялся. Тогда же я узнал, что предатель Трапезунд сделал свое черное дело. Немецкая авиация стерла объект Зет с лица земли. Погибло все оборудование, материалы исследований и даже кто-то из вакцинированных, в которых угодила прямым попаданием авиабомба. Колотовцев Г. Б. спасся чудом, но был тяжело ранен, и из-за этой и других причин исследования были приостановлены.