— Хорошо, если мы все будем говорить вместе, вот как сейчас, никто не разберет,
— Ну ладно, ведь я должна быть в холле, — сказала Хильда, — вот и все, а вы обе можете делать что хотите.
Так они и поступили; поэтому, как только дверь отворилась, кухарка, и Хильда, и Элис оказались в холле, выкрикивая: «Мисс Дженни, мэм!»
— Мисс Дженни? — спросила миссис Уоттерсон. — Что с ней?
— Она не вернулась домой, мэм.
— Не вернулась? — переспросил мистер Уоттерсон, приближаясь к «Таймс». Он взял газету как бы без умысла и открыл все еще с видом человека, слушающего разговор, на передовой статье.
Кухарка, и Хильда, и Элис говорили, перебивая друг друга, но ничего не могли сообщить, кроме того, что мисс Дженни сказала, что выйдет на ленч, а потом не вернулась вовсе. Потому что, как и мистер Уоттерсон, они не читали газет.
— Хьюберт, — обратилась к мужу миссис Уоттерсон, — ты слышишь?
Но мистер Уоттерсон не слышал. Название «Обурн-Лодж» бросилось ему в глаза с газетной страницы, и он стал читать о смерти Джейн Латур…
— Хьюберт!
— Да, дорогая, я понял.
Он пошел к себе в кабинет.
— Что ты собираешься делать?
— Звонить в полицию.
Он захлопнул за собой дверь. Элис торжествующе взглянула на кухарку. «Что, — читалось во взгляде Элис, — я же тебе говорила?»
IV
Арчибальд Фентон, как обычно, обедал в клубе. После обеда он оказался втянут в один из тех бесконечных споров, которые так легко и так часто затевал в прошлом. Теперь они приводили его в замешательство. Человеку с репутацией Фентона, особенно если он иногда все еще выступал в качестве критика, приходилось быть очень осмотрительным. Будучи романистом, он умел и даже предпочитал быть великодушным; мог сделать так, что собеседники говорили потом: «Что я ценю в Фентоне, так это то, что он всегда восторженно говорит о
Он медлил. Он медлил так успешно, что прежде чем спор закончился, пришло время чаепития. Его собеседники заказали чай. Фентон чувствовал, что ему, как человеку, вновь принесшему запах хмеля в английский роман, подобает с усердием приняться за высокую кружку пива. Он никогда особенно не любил пива, оно повергало его в уныние. Все-таки Лондон мерзкое место. Где он сегодня ужинает? Он заглянул в записную книжку и понял, что нигде. Черт!
Он перевернул несколько страниц и увидел перед собой незаполненную неделю. Кроме вторника, когда он должен ужинать у Моуберли. О Боже, он совсем забыл!
Это случилось на коктейле. Ну хорошо, а что делать на коктейле? Сколько сотен книг он прочел — ладно, просмотрел — о подобных приемах, на которых… И Боже мой, всего один поцелуй… а куда еще можно положить руку? И это современная девушка, штудирующая искусство… А ведь он до этого момента преклонялся перед ней.
Проклятая Синтия Моуберли!
Он попробовал придумать одну-две реплики для невысокого полного человека, пишущего рецензию на роман, в котором молодая девушка дает мужчине пощечину всего-навсего из-за того, что он поцеловал ее… Придумал несколько. Великолепно-презрительные, иронические…
Похоже, жизнь слишком многогранна, чтобы приравнивать ее к самому что ни на есть реалистическому роману. Пощечина в тридцатые годы двадцатого века! Кто бы мог подумать?
Нет, он не может ужинать у Моуберли. Это несомненно.
Он снова ощутил внутри то, что недавно было кружкой пива, и снова подумал, что Лондон мерзкий город. Почему бы не покинуть его и не поехать в загородный дом? И не заняться всерьез книгой? Писателям дозволено принимать внезапные решения, это всегда прекрасно выглядит в сообщении издателю. Он напишет миссис Моуберли. Он уедет из Лондона сегодня же вечером.
И тут мистер Фентон вспомнил про часы. Ну что ж, ничего страшного, он занесет их ростовщику сегодня по пути домой и отошлет деньги мисс Фейрбродер и велит ей взять двухнедельный отпуск. Он вытащил бумажник. К счастью, у него было при себе достаточно денег, ведь банки к этому времени уже не работают. Две пятифунтовые банкноты и вдобавок три фунта десять шиллингов. И, разумеется, если он отошлет Нэнси чек, у него останутся деньги за часы.