Очень недолгая сенсация

Ей было тридцать девять, но благодаря ее стараниям за туалетным столиком, никто не мог поверить в это, поскольку одним из недостатков Новой Косметической эры было то, что поиски молодости, пусть и успешные, становились нескончаемыми. В своем натуральном виде, доступная лишь взорам мужа и горничной, мисс Трехерн выглядела не больше, чем на тридцать. Пытаясь с помощью косметики изобразить двадцатидвухлетнюю девушку, какой она, судя по свидетельствам ее артистической карьеры, никак не могла быть, она сразу же оказывалась дамой лет сорока пяти. Но ее лицевые кости были вылеплены так удачно, что этой красоты ничто не могло скрыть.

Раздался легкий стук в дверь. Она взяла с постели зеркальце, взбила волосы и сказала:

— Генри, дорогой, входи.

Вошел муж.

— Ну, милый, уже позавтракал? — произнесла Джулия, усиливая голос, чтобы он мог достичь балкона, тем самым увеличивая пространство спальни. — В этот раз тебе приготовили омлет, как ты любишь?

— Да, отлично, спасибо.

— Потому что я могу еще раз поговорить об этом.

— Спасибо, уже все в порядке. Чудесно, что ты не забываешь о таких вещах.

— Да, милый, если я не хорошая жена, то кто же?

— Ангел.

— Ты не прав, милый. Ангелы определенно не могут быть хорошими женами. Им чего-то не хватает. По крайней мере, — сказала Джулия, затрепетав ресницами, — мне так говорили. — Ресницы, которые будут трепетать при беседе с Нашим Театральным Корреспондентом над столиком с ленчем, окажутся длиннее и к тому же другого цвета, но Джулия будет трепетать ими не менее искусно.

— Радуешься своему дню рождения?

— Посмотри! — Она протянула руку и пошевелила пальцами.

— Нравится?

— Я в восторге. Спасибо, милый. Подойди поцелуй меня.

— С удовольствием.

Прошло минут пять, и Джулия сказала:

— Это один из наших самых долгих поцелуев. Ты не опоздаешь? — Она взяла зеркальце, посмотреть, что от нее осталось.

— Вероятно. Когда мы теперь увидимся? Пообедаем вместе где-нибудь в Сити? Давай. Почему бы нет?

— Извини, милый, я обещала Берти.

Губы его сжались, это была непроизвольная реакция множества мужей при упоминании имени Берти.

— Обязательно?

— Боюсь, что да. Мы уговорились.

— Я имею в виду, что…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, милый.

— Что ж, ладно, — сказал Генри, пожав плечами. — Мы можем поужинать вместе после спектакля, если хочешь.

— Ты знаешь, я это ненавижу.

— Как правило, да. Но не по особым поводам.

— Милый, я обещала поужинать с О.Д.

— С этим хамом?

— Именно.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты…

— Милый, пока я помню, что он хам, все в порядке.

— На что он сейчас нацелился?

— На Шекспира. И, подозреваю, уже задолго до того, как я стала за ним присматривать.

— Почему надо было выбрать именно твой день рождения?

— О Небо! — воскликнула Джулия, простирая к нему руки. — Если я не договорюсь, чтобы начать играть Джульетту в тридцать девять лет, то когда и начинать?

— Да, я понял… У тебя дивные руки.

— Знаю. Как и у Джульетты. «В последний раз ее обвейте, руки!»[28] Ах нет, это Ромео. Проклятие, я опрокинула молоко. Милый, забери поднос, пока не пролилось на постель, а потом уходи сам. Мы можем съесть вместе ранний обед, если хочешь, но я знаю, ты не любишь ранних обедов.

— Нет, давай. Где-нибудь около театра. Я вернусь к шести. До свидания, дорогая.

Его руки обвили Джулию в последний раз, она запротестовала:

— О Генри, не надо больше, — и потянулась за зеркальцем.

Генри ушел.

Три пакета оставались неоткрытыми. В одном была книга. От Джона. Ну, это не настоящий подарок на день рождения, поскольку он давно обещал подарить эту книгу. В другом — о Боже! Снова от дочери Эрментруд, девятнадцатилетней Глэдис Уокер. Вот уже девять лет Глэдис обожает мисс Трехерн и на каждый день рождения дарит ей что-то, сделанное собственноручно. Пора ей, подумала Джулия, выйти за какого-нибудь красавца военного и уехать с ним в Индию.

Третий пакет пришел по почте. Интересно, от кого, думала Джулия. Очень любопытно. Из Эндоувера. Название было ей незнакомо. Чей это почерк? Неизвестно.

Джулия разрезала бечевку и обнаружила письмо и коробочку. Что сначала — открыть коробочку и посмотреть, что ей прислал этот неизвестно кто, или прочесть письмо и понять, кто же он? Она закурила сигарету, снова взяла зеркальце и посмотрелась. Что это за пятнышко на подбородке? Проклятие. Нет, ничего нет. Она бросила зеркальце на постель и открыла письмо.

Арчибальд Фентон. Отлично! Она прочитала письмо. Отлично! (Что у нее было намечено на воскресенье?) Она открыла коробочку. Отлично!