Очень страшно и немного стыдно

Вечером она долго читала и заснула позже, чем обычно. Проснулась, когда седой уже стоял у дома и смотрел на нее сквозь стекло. Она не удивилась, не спряталась и даже не накрылась. Лежать и смотреть на него снизу вверх было все же неудобно, тогда она встала, одернула ночную рубашку, убрала со лба волосы, шагнула к окну и поняла, что он стоит уже внутри комнаты. Как бесшумны тонкие перегородки-фусумы – она не слышала ни звука. Мужчина смотрел на нее так же, как вчера, – внимательно припоминая. Сделал несколько шагов навстречу, провел ладонью по груди и коснулся губами лица. Она не почувствовала даже его дыхания. Провел пальцами по затылку и крепко обхватил шею. Сильно запахло воском, его язык зашевелился в ней длинным жалом. Он так сильно прижался к ней, что невозможно было двинуться и сильно ныло внизу живота. Горячая волна пошла от головы вниз и там внутри разорвалась взрывом огромной мощности. Его волны разнесли по телу великое наслаждение. Когда она наконец затихла, мужчина положил ее на футон и вышел из дома.

Спала она сутки без сновидений. Когда проснулась, ее не покидало ощущение вселенской радости и очищения, будто она выбросила из себя что-то старое и ненужное. На футоне под животом было влажно. Она поменяла простыню. Про мужчину она помнила мало, только глаза и еще, как выжженное клеймо, черный ровный крест на шее, чуть ниже уха.

В этот же день в дом заселилась корейская семья с маленькой девочкой, у которой бинтом был перевязан наискосок глаз.

Женщина собрала вещи, она переезжала в Хиросиму. Перед тем как сесть в такси, обернулась – девочка стояла на пороге, упираясь костлявыми руками в дверную раму Маленькое игрушечное распятье. Женщина помахала ей рукой, и девочка улыбнулась. Зубы девочки были красными от крови.

Огромная гостиница, совсем недалеко от порта, смотрела окнами на залив и считалась одной из лучших. На кровати лежал буклет, на его обложке ухоженные женские руки держат лепесток орхидеи. В буклете говорилось о большом комплексе бань на семнадцатом этаже. Предлагали скидку: вместе с масляным массажем тела, чисткой лица и двумя видами масок – всего двадцать восемь тысяч йен.

После бань и массажа женщине не захотелось сушить волосы. Переодеваться тоже было лень, и она решила дойти до номера так.

В холле, перед лифтом, в одинаковых полосатых пижамах жались друг к другу два корейца. Короткие штаны и стеснение на лицах делали их похожими на детей. Она подошла ближе и поняла их волнение. За ними, на стене висел плакат – на нем перечеркнутые крестом изображения пижамы и халата. И теперь мы втроем стояли как иллюстрация того, что делать категорически запрещено. Друг на друга смотреть было неловко, хотелось исчезнуть или уничтожить запрещающую надпись, а лифт все не приходил. Шаги в коридоре пугали, скорее бы в номер, забраться под одеяло и почувствовать себя в безопасности. Наконец пришел лифт, трое, затаив дыхание, ждали развязки. И она наступила. Двери открылись, и там, в темном зеркальном пространстве, удесятеренные отражением, стояли, прижавшись друг к другу, человек пятнадцать с фотоаппаратами и осветительными приборами. Они уставились на троицу и плакат за ними. Никто не двинулся с места, никто не произнес ни слова. И, только когда двери закрылись, женщина расхохоталась и смеялась, пока не пришел другой лифт.

Утром в холле стояло с десяток неподвижных фигур в черных костюмах. Водитель такси рассказал, что в отеле остановился премьер-министр, который тоже прилетел вчера.

Маленькая корейская девочка сидела на полу, раскачивала языком передний зуб и ждала, когда мать приготовит рис. Отец спал: им пришлось ехать от Мито на машине, и по дороге они несколько раз заблудились.

Девочке было скучно, и она дотянулась до альбома, который лежал на полу открытым. Высунув язык, долго раздирала склеенные страницы пальцем. Наконец ей это удалось. Внимательно посмотрела на незнакомые буквы, повернув голову так, чтобы здоровым глазом видеть и ту, и другую страницу. Не нашла интересных картинок и потеряла к альбому всякий интерес. Пересела к окну и, раздраженная ожиданием, начала раскачивать зуб все быстрее и быстрее. Она с силой давила на него языком, пока во рту не хрустнуло и крови стало еще больше. Девочка ойкнула, скривилась, выплюнула зуб на ладонь и побежала показать матери.

На раскрытую страницу альбома с пола тяжело взобрался толстый мотылек и пополз по расплывшимся буквам.

…самурай, хотя одет, как обыкновенный крестьянин или монах. Но, видимо, в светской жизни они могли одеваться именно так. Похоже, что жил он в XVIII веке. Узнать его очень легко. На шее у него – черный крест. Если кто-то его еще видел, интересно…

Свидание. Лондон