Очень тихий городок

– Выпить нету?

– Конечно есть, – тут же ответил Миша. – У Сушкина в столе всегда есть.

Так и оказалось. Фляжка Сушкина была почти пуста, но Артёму хватило и пары глотков. Водка обожгла нутро, ему сразу стало легче.

– Звони, Миша! – распорядился он.

– Куда? – уточнил тот.

– Всюду звони, куда можешь. Ольшанского вызови! Поднимай всех на ноги, отправляй на Старую улицу! Да, проследи, чтоб трупы внизу не трогали и не следили там. Я поехал!

Артём быстрым шагом направился к выходу.

– Как же ты машину поведёшь? – спросил Миша.

– Там Храпченко ждёт, он довезёт, – на ходу ответил Артём.

– А я как же? – крикнула Алина.

Артём остановился на секунду, оглянулся:

– Её можешь отпустить.

Артём ушёл.

Миша посмотрел ему вслед, озабоченно взялся за телефон. Однако прежде чем звонить, не удержался, спросил у Алины:

– Слушай, а как это инвалид их убил?

– А ты сходи вниз, позырь! – насмешливо отозвалась она. – Сразу фишку просечёшь!

Артём выбежал во двор, распахнул дверь «Жигулей». Машина была пуста.

На пассажирском сиденье белел исписанный крупным корявым почерком листок:

«Начальнику отделения полиции г. Приозёрска,

полковнику Балабину Б. Д.

от Храпченко С. И.

Заявление.

В связи с невозможностью дальнейшего прохождения службы прошу досрочно с сегодняшнего дня уволить меня из органов общественной безопасности…»

Дальше Артём читать не стал. Громко выругался, обежал машину, сел за руль. Ключ самовольно оставивший службу Храпченко, слава богу, с собой не забрал, он торчал в замке.

Артём завёл мотор, придерживая руль коленом, переключил левой рукой скорость. «Жигули» с рёвом рванулись со двора.

42. Месилово

Ромка пришёл в себя.

Прежде чем новая волна безумной боли опять захлестнула его, он в ужасе увидел, как совсем рядом с ним, в кровавой луже, почему-то лежит одетая в рукав от его бирюзовой рубашки рука. Ещё через мгновение он сообразил, что это его собственная рука, и опять потерял сознание.

Когда снова очухался, то услышал, что где-то далеко звонит телефон.

Чуть приподнял голову, увидел смотрящего на него своего одноклассника Рудика Новикова. Правая рука Рудика заканчивалась чем-то жутким.

Ромка всмотрелся и увидел, что это – окровавленная пила.

Жужжащая пила!

Тут же всё встало на место.

– Прости, прости меня, Немец! – изо всех сил закричал он. – Немец! Рудик! Ради бога, прости меня!

Ромке казалось, что он орёт на весь дом, на самом же деле он почти шептал.

Рудик с любопытством смотрел на него, вроде как прислушивался к этому шёпоту.

Потом грустно усмехнулся.

Света прильнула к двери в ванной, стараясь уловить, что происходит в гостиной. Ещё недавно оттуда доносились какие-то крики, а теперь всё смолкло, только было слышно, как звонит телефон.

Она подождала ещё чуток, затем выключила свет и осторожно открыла дверь.

Телефон в гостиной перестал звонить.

Стало совсем тихо, только слышно было, как на мерзкой, высокой ноте жужжит пила. Как будто незримая бормашина уныло сверлила чей-то зуб.

– Фаза номер два! – всё с той же печальной усмешкой объявил Рудик. – Тощий остаётся без ног!

– Нет! Нет! Не надо! – отчаянно завопил Ромка. – Не надо! Рудик! Пожалуйста! Умоляю! Нет!

Он захлебнулся, заплакал, попытался неуклюже отползти в сторону, но не смог, уткнулся лицом в пол. Кровь толчками выбрасывалась из обрубка руки.

Рудик приблизился.

Ромка услышал, как громко и противно зажужжало где-то уже совсем рядом. Отвратительный звук заслонял всё, лез в уши, разрывал сознание.

Это пила!!!

Он снова попытался увернуться, но острые зубья вонзились в его левую ногу.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Пила въедалась всё глубже и глубже, обильно разбрызгивала вокруг кровь.

Он задохнулся от адской боли и опять вырубился.

В следующий раз, когда Ромка пришёл в себя, он увидел, что рядом с отрезанной рукой теперь валяется его левая, одетая в штанину джинсов и белую кроссовку нога.

Светло-голубая штанина потемнела, промокла от крови, но больше всего его поразило, что на носке кроссовки застыло большое красное пятно.

– Как тебе награда, Тощий? – услышал он донёсшийся откуда-то издалека голос Рудика. – Доволен?

И почти в ту же секунду ожившая пила вошла в его правую ногу.

Он всё же очнулся ещё разок.

Ровно настолько, чтобы услышать последние слова Рудика, низко склонившегося над ним:

– Фаза номер три, Тощий!

После чего жужжащая боль врезалась в его горло, и Ромка Заблудший-Кондаков, по прозвищам Заблуда и Тощий, окончательно расстался с жизнью.

В ту секунду, когда голова Ромки отвалилась в сторону, в гостиной раздался новый отчаянный вопль.

Рудик недоумённо повернулся.

Прямо за его спиной в тёмном коридоре, с перекошенным от ужаса ртом, стояла Света Коновалова, завороженно смотрела на него округлившимися глазами.

– Света? – поразился Рудик.

Он совершенно не ожидал увидеть её здесь.