Очередь

— Мамочка, поставь чайник — я пока в больницу позвоню… Владимир Никитич? Здравствуйте, Володя… Да, я. Что там у вас происходит? Все в порядке?.. Мне бы не хотелось эти несколько дней появляться в отделении… Правда, я в отпуске, но мало ли?.. Вожжина? А что у нее? Ее же можно было выписывать уже… И большая температура?.. Когда случилось?.. Ну, это еще ничего. Отека сбоку нет? Как складка пальцами берется? Ну, это бог с ней. Я постараюсь все-таки выбраться к вам. Но сейчас, в общем, не пожар, да? Не горит, да? Сделайте все анализы… И биохимию обязательно, не забудьте. Ерунда. Смотрите правде в глаза — это выгодней. Ну зачем искать в сердце, в легких, успокаивать себя да время тратить, когда у нее полно оснований все штучки получить от живота… Осложнения всегда лучше и выгоднее искать в месте операции, они там чаще бывают. Ладно, Володя… Я позвоню еще. Кто дежурит сегодня?.. Ладно.

Лариса снова ворвалась на кухню. Чайник уже кипел. Затарахтела мельница. Одну порцию кофе намолола. Еще. Еще порцию. Затем залила кофе кипятком и поставила на огонь. Потом провела серьезное обследование холодильника, запасов семьи. Выяснила нужды.

— Мамочка, купи сметаны.

— Хорошо, куплю. И еще творог куплю.

— Хорошо, хорошо, но главное — сметану.

— Творог тебе тоже пригодится.

— Конечно, конечно. Но главное — обязательно купи сметану.

— Сметану куплю, сметана есть, а вот творог хороший не всегда.

— Мама, я ж тебе говорю, когда пойдешь, сметану купи обязательно. Слышишь?!

— Что ж ты кричишь сразу? Я ведь только говорю, что творог тоже нужен, и все.

— Я и сама знаю, что нужно, но сметана просто необходима. Почему я не могу сказать, что мне нужно, почему ты всегда обязательно предлагаешь другое?

— А разве тебе творог не нужен? Я ведь не против сметаны.

В кухню вошел Станислав Романович.

— Недолго длился наш покой! Вновь слышу веселия глас.

Он снял очки, протер их и водрузил на голову — не на глаза, не на лоб, а на темя, откуда они довольно быстро соскользнули по гладкой поверхности вниз и привычно оседлали нос, прикрыв глаза чуть затемненными стеклами. Эти очковые пассажи несколько умерили разгорающееся пламя на кухне.

Лариса уже наливала кофе в термосы.

— Рисуешь все?

— Рисовал, пока не затархтела твоя кофейная техника.

— Мешает?

— Нет. Наоборот. Я стал интенсивно, продуктивно и абстрактно думать об окружающей конкретике.

— И каков практический выход продукта?

— Решил, что сдержанность, отсутствие вспыльчивости, внутренняя бесконфликтность и будут прежде всего главными проявлениями, лучшими показателями ума.

— Чем упрекать, приложил бы лучше и свои усилия. Это ж не на один день.

— Я тебя предупреждал: ни ради движимости, ни ради недвижимости утруждать свои пальцы лишними ударами друг о друга не стану.

— Ты говоришь, как представитель иной, более развитой цивилизации: понять тебя я не могу, а допустить, что это глупость, не смею.

— Уже слышу разумные речи. Объясняю: вещи ограничивают свободу. Чем терзаться, изыскивая пути наилучшего употребления имущества, лучше получать радость, наблюдая, как и что у других. Ради вещей — никаких лишних трудов.

— Да не ради вещей! Ради удобства и удовольствия. Сам же ездить будешь. Тебя ж возить придется.

— Можно и на такси.

— На такси! Да ладно, что там машина!.. Ты работаешь дома: пишешь, считаешь, думаешь, лежишь, пьешь…

— Дома? Пью? Редко.

— Тем более. Дома ты же можешь проявить себя хозяином, вождем семьи…

— Нет, нет! Вы, женщины, берете все в свои руки. Вы и у станков, и в поле, и в самолете, и даже в хирургии, что уж совсем напрасно, по-моему. Вы загоняете нас в подполье… Я согласен… Берите, забирайте свою эмансипацию и лидируйте на здоровье…

— Ты? В подполье? Ты на тахте.

— Да. Но работаю. Зарабатываю тебе, вам, всем… деньги. Вот и берите… Берите деньги, берите душу, берите тахту, постель, бумаги… Берите в полон, я подчиняюсь… Но тело и время оставьте мне.

— Душа и деньги!..

— Ну, не точно. Даже на работе я не могу позволить себе решать те задачи, которые хочу, а только те, которые необходимо. Поэтому дома определяй задачи ты. Но оставь мне мое тело и время, пожалуйста.

— А я на работе что? Оперирую что хочу или что надо?

— Ты, во-первых, начальник: многое решаешь сама, тебе привычно. Во-вторых, в-главных, ты вурдалак, ты вампир, ты от любой операции получаешь радость и удовольствие, поэтому продолжай и дома — командуй.

— Ну ладно. Давай прекратим споры. Прекратим. Не время. Делай что хочешь. Иди работай.

— Молодец. Командуешь. Получается. Но теперь я должен обрести душевный покой, сначала прийти в себя. Споры всегда уводят мозги в сторону от продуктивного мышления.

— Хватит, хватит, прекратили. И стань на голову.

— Так и сделаю. Постою, подумаю.

— Подумай, подумай. Лучше б не пил — обошелся бы без своей йоговатости. Не грешил бы — и каяться не пришлось.

— Каяться, кума, надо всегда. Без греха нет ни покаяния, ни радостей. — Станислав повернулся и спокойно, вальяжно двинулся к себе в комнату. — Кстати, а где вы проводите свои игрища, или бдения, или гульбу, — не знаю, как это определить?