Готовились они к еде, к питью молча, деловито, начали свою трапезу тоже молча. И в приготовлениях своих не заметили, как наступила темнота.
– Лариса, не стоит без толку разряжать твой аккумулятор. У меня в портфеле хороший фонарь.
Фонарь вытащили и поставили на столик-сиденье.
– Очень даже уютно.
– Да, Лариса, у меня к тебе просьба. Чуть не забыла.
– Давай просьбу. Медицинская, должно быть? Какая еще ко мне может быть просьба? Как-то мне сказал один: «Простите, к вам все с пустяками – аппендицит там какой-нибудь, жировик, желчный пузырь, грыжа. У меня же к вам мог быть настоящий серьезный повод обратиться: рак легкого с метастазами». А я при этом и подумала, что вот это-то и есть настоящий пустяк. Там-то я что-то делать должна: резать, зашивать, наблюдать. А здесь нет проблем, все ясно. «Так какая просьба?» – говорю. «Сестренку к вам можно положить на аборт?» – «Привет! А что так? У вас в районе нет больницы, что ли?» – «Ну, знаете, как-никак, а дело интимное. Она не замужем. В районе знают…» – «Деревня, что ли?» – «А что, трудно?» – «Очень. Сейчас усложнили. Новый приказ: из других районов можно класть только с разрешения заведующего райздравом. Это мне надо идти в райздрав, подать заявление, там запишут в списочек, что именно я просила одного человека принять на аборт, ну и, безусловно, разрешение дадут, но лишний раз уже не пойдешь». – «Она молодая. Первая беременность. Хотелось бы в хорошие руки – вся жизнь впереди». – «Это верно». – «Ну, конечно, если так трудно, пойдем к себе, в район…»
– Как же можно такое интимное дело загонять в подобные формальные ограничения?
– Ты это мне говоришь, Дима, будто я виновата. Ничего, что я так тебя называю?
– Буду только рад.
– Так вот, и Дима и все прочие, которые ко мне с претензиями: к любым приказам и установлениям я отношения не имею. Я только лечу.
– Но выходит, что вам не доверяют?
– Это их проблема. От недоверия хуже всего недоверяющим. Мне ж на все это чихать. Я лишь лечу людей.
– Не понимаю, почему вы не объясните издавшим приказ…
– Я никому ничего объяснять не хочу. У них свои дела, у меня – свои. Я лечу и от этого хочу иметь спокойное удовольствие. Вопросы есть?
– Нарциссовна! Забыли начальника. – В окно просунулась Валерина голова. – Решили здесь оставаться до победы, и хорунжий Валерий, стало быть, не нужен, коль пьете без него?
– И даже коньяк, Валерий Семенович. Греческий. Валерий открыл дверь, втиснулся на сиденье рядом с Ларисой.
– «О, если б навеки так было!» Только одну рюмку: я при исполнении своих общественных обязанностей. Запись, как я и рассчитывал, завтра утром, и, значит, все кончится…
– Нет, Валера, завтра очередь только начнется. Для того и записываемся.
– Ждать просто. Завтра начнется свобода: не надо будет торчать здесь на постоянном приколе. Но что и где мы дальше после? Надо бы собраться, наверное?
Тамара засмеялась и махнула рукой:
– На курортах, Дмитрий Матвеевич, тоже договариваются, а будущего никакого.
– Нет. Все. Договорились. Завтра вечером у меня. – И Валерий накрыл своей ладонью руку Ларисы.
Лариса подумала, что если запись пройдет быстро, то она успеет съездить в магазин, сготовить обед, позвонить в больницу, поспать. К тому времени Станислав уже отключится – и она свободна. Слишком много свобод сваливается. Готова ли?
Какие-то люди во главе с Кириллом гурьбой подошли к машине. В центре этой группы поддерживаемая мужем под руку медленно двигалась девушка из парикмахерской.
– Да вот же они! Конечно, на месте. Не можете найти! На том же месте. Вот они. Лариса Борисовна, вас найти не могут.
– Куда ж мы денемся? А в чем дело?
Но и так было ясно, в чем дело. Ясно! Болит живот. До сей поры терпела, а сейчас мочи нет. А времени от начала болей прошло уже много.
– Лариса Борисовна, извините меня, пожалуйста. Не посмотрите еще раз? Болит живот. Я терпела, терпела – машина ведь. А сейчас сильно болит.
Муж тоже с просительными интонациями заговорил:
– Вы нас извините. Лариса Борисовна, не посмотрите? Нельзя ли еще потерпеть? Один день только.
– Это у вас уже не первый день. – Лариса стала поспешно убирать все с сиденья. – Я вас всех попрошу выкатиться из машины. Создайте кабинет для приема.
– Конечно, конечно, Лариса Борисовна. В залог оставляю вам коньяк.
– Отходим на десять шагов, создаем условия и возвращаемся. – Валерию и вовсе обидно: только что подошел. Он вылез и подал руку Тамаре.
Все удалились.
– Как вас зовут? Забыла в этой суете.
– Нина.
– Ложитесь, Нина, как в тот раз. Что? Боли снова появились?
– Они, наверное, и не проходили, Лариса Борисовна. Я сначала к ним привыкла и думала, что обойдется. Терпимо было.
– Все это время болело?
– Болело, Лариса Борисовна.
– И вы никому не говорили?
– А как же я скажу, Лариса Борисовна? Все пропадет тогда.