Очерк французской политической поэзии XIX в.

Песня содержит трезвую, ясную и печальную оценку действительности. Поэт говорит о том, что «парижанин», убаюканный февральским успехом, снова стал рабом, не сумев заметить, что он в цепях у буржуазной республики. Песня говорила о настроениях трудовых масс, окончательно убеждавшихся в безучастии временного правительства к их нуждам: народ по-прежнему не более, как «тупой, вьючный скот» или «каторжник труда, все еще обреченный махать веслом» на галерах «своих притеснителей»; и вздумай он «заговорить, как хозяин», то живо убедится, что в этой республике царит «закон сабли», что на разгневанный Париж накинутся, «ощетинившись», все «деревенские стражники»[77]. А если нынешние властители, почувствовав предстоящую им гибель, сбегут, как крысы с тонущего корабля, то немедленно явятся другие такие же, чтобы продавать родину.

В «Трудовом боне» Шарль Жилль при всей своей вражде к гг. Крезам не отказывал им в возможности вернуть себе человеческий облик. Но такого великодушного отношения к трудовому народу не было у господствующих классов.

Пусть вдумается читатель в самое существо причин июньского восстания. Люди физического труда, изголодавшиеся с 1846 г., желали наконец получить от революции первейшее, что было им нужно: работу и хлеб. Временное правительство, ограничившееся организацией так называемых национальных мастерских, где могла получить работу лишь часть тружеников, в дальнейшем уже просто с ненавистью относилось к рабочим, «утомлявшим» его своими требованиями. Реакционная «партия порядка» все более усиливалась, стягивая к Парижу войска и уже провоцируя рабочих на восстание, которое и вспыхнуло в ответ на закрытие «национальных мастерских». «У рабочих не было выбора: они должны были умереть с голоду или начать борьбу»[78], — писал Маркс. И эти измученные, изверившиеся в республике, не организованные для восстания люди были яростно разгромлены.

Остановимся сначала на песне «Июнь 1848 года» Эжена Потье, во многом по своим настроениям близкого накануне июня к Шарлю Жиллю. Участник июньской битвы, Потье еле спасся от расстрела, а разгром восстания произвел на него ужасное впечатление, завершившееся длительной нервной болезнью. В названной песне он обрисовывал побежденную массу рабочих: с покорностью отчаяния говорят они, что если им не дают работы и заработка, если они лишены всех щедрых даров природы, если восстание их оказалось безуспешным и оружие у них отнято, то на земле для них больше нет места; пусть же их расстреляют вместе с плачущими женами и голодными детьми; лучше погибнуть всему роду рабочих, чтобы не завещать своим потомкам единственное свое достояние — нищету!..

Иди же, нищета, рядами, безоружна!
Пусть нас на улице застрелят наповал.
Идите, женщины! Ни слов, ни слез не нужно.
Идите, дети, — все, кто голодал.
Вы, мастера убийств, скорей сметите прочь их!
Всех нас вы можете с лица земли стереть!
И, право, лучше смерть, чем каторга рабочих!
Нет, надо умереть!
Нет, братья, надо умереть!

Пер. А. Гатова

Способна ужасать эта песня, проникнутая столь глубоким отчаянием. Да, конечно, Потье пал духом, но не он один был потрясен всем пережитым. «Я не умер, но состарился, — писал Герцен, живший в это время в Париже. — Я оправляюсь после июньских дней, как после тяжелой болезни. Горе тем, кто прощает такие минуты…»[79]

В своей трагической песне Эжен Потье не погрешил против правды жизни. Подобно Гюставу Леруа, он считал рабочих июньской битвы «бойцами отчаяния». Такими ощущали себя и сами повстанцы. И. С. Тургенев, тоже очевидец июньских дней, создал в очерке «Наши послали» запоминающийся образ одного из инсургентов, по словам которого рабочие и не надеялись на победу. Бросило их в битву только горькое разочарование: «Вот тебе и республика: Ну, мы и решились, все равно пропадать!» — говорит этот измученный старик рабочий. И повторяет еще раз: «Все равно пропадать!»[80]

Разделяя общую подавленность разбитых рабочих повстанцев, Потье все же не вложил в их речи никаких интонаций раскаяния: побежденные, они внутренне не покорялись. Нет, жить так они больше не могут! Пусть уж лучше их сметут с лица земли!