Через два года Джордж и сам стал кочегаром, добрался наконец до машины. Эх, поучиться б только где-нибудь, хоть грамоте бы немного. А тут как раз какой-то грамотей открыл школу поблизости. Джордж Стефенсон к нему. Вот здорово! К восемнадцати годам выучился немного грамоте и даже арифметике. Отец уж к этому времени дряхлеть стал, и Джордж старался подработать чем мог; и оказался на все руки.
Взялся портняжить в свободное время. И пошло дело: стали товарищи-шахтеры носить ему работу, куртки шить.
Взялся сапожничать — и тут дело пошло не хуже. Так навострился, что стал делать дамскую обувь на заказ, — ну как форменный сапожник.
Попробовал часы чинить — и тут пошло дело: помаленьку и настоящим часовщиком стал. И со всей округи к нему стали носить часы чинить. А тут у него сын родился, Роберт, и эти заработки пришлись очень кстати.
Стефенсон все поспевал: и учиться не бросал, и на копях при машине работал, и дома с часами возился.
Раз поставили на копях новую машину для откачки. Плохо работает машина, а копи все заливает и заливает водой. Инженеры мудрили, мудрили — ничего не помогает.
Стефенсон говорит: «Я берусь: и машину исправлю, и через неделю воды в копях не будет». Думать хозяевам было некогда: вода все прибывает да прибывает. Дали Стефенсону. Взялся, поправил машину, поставил на место, и через два дня воды как не бывало. Тут и пошла слава о механике-самоучке.
Лампа
Как раз тут случилось несчастье на копях: взрыв газа. Через год снова. Стефенсон был около машины наверху, когда узнал, что внизу газ горит и народ мечется, не знает, что делать. Стефенсон спустился вниз, пошел к тому коридору, где горело, и сразу сказал, что надо замуровать ход туда. Взялся сейчас же за дело, рабочие бросились ему помогать, быстро замуровали ход наглухо, и огонь погас. Стефенсон знал, что надо не дать туда ходу воздуху, а без воздуха газ гореть не будет.
Стефенсон стал думать: как устроить так, чтобы огонь от лампы не зажигал этого газа в шахте? И выдумал лампу с сеткой вокруг. Спустился в шахту и пошел туда, где было как раз много газу. Рабочие ему говорят:
— Что ты, с ума сошел? Пропадешь!
И все ждали: сейчас грянет взрыв. Но оказалось, что Стефенсон спокойно вернулся назад с горящей лампой и никакого взрыва не было. Тут все его обступили и стали рассматривать волшебную лампу. А Стефенсон объяснял товарищам-шахтерам, что через сетку огонь не может проскочить, она у него жар отнимает.
Стефенсону давно хотелось заставить пар возить эти вагонетки с углем, что целый день таскались взад и вперед по рельсам у него перед глазами. Он слышал, что уж пробовали паром возить во Франции, да и в Англии кое-кто занимался этим делом. Стефенсон стал делать модели и больше прежнего налег на учение.
Ричард Тревитик
А на других копях в Корнвалисе рос другой мальчик, Ричард Тревитик. Он на десять лет был старше Джорджа Стефенсона. Отец его тоже служил на копях, но только занимал большую должность, жили они богато, и Ричард не работал, а только из любопытства лазил по копям, смотрел, как работает водокачка, как возят по рельсам уголь, как подымают и опускают рабочих в колодец шахты. Учиться ему было лень.
Отец совсем было махнул рукой на мальчишку, но Ричард так увлекался машинами, которые были вокруг него на копях, что отец вдруг сообразил:
— Да не заняться ли ему механикой? Тут он, пожалуй, лениться не станет.
И отдал в учение к Вильяму Мэрдоку.
А Вильям Мэрдок был в то время знаменитый механик, он был ученик и друг того самого Джеймса Уатта, который изобрел паровую машину. Мэрдока всюду приглашали наперебой ставить в копях паровые водокачки.
Тут вся лень вдруг спала с Ричарда, и он так взялся за дело, что скоро сам стал механиком почище Мэрдока.
Ему уж не хотелось работать по указке старика, у него самого в голове рождались свои планы, он сам хотел строить машины своего изобретения.
У отца были средства, двоюродный брат Андрей Вивьен сам просился в компанию и предлагал свои капиталы.
Тревитик открыл свой завод и сам стал строить водокачки не хуже Мэрдока.
Но его все время тревожила мысль — заставить паровую машину бегать по дорогам.
— Смешно, право, — говорил Тревитик своему другу Вивьену, — вот ведь тридцать лет тому назад во Франции бегала же по дорогам паровая повозка, и до сих пор никто толку не добьется.
— Да вот в Америке-то, — сказал Вивьен, — слыхал?
— Знаю, Эванс сделал один опыт — и все. Тоже ничем не кончилось.
— Да ты знаешь, почему Эванс не сделал другой повозки? Тревитик молчал.
— У бедняги Эванса ни гроша. Он все истратил на первый опыт. Двадцать тысяч американцев глазело, как его повозка ходила по улицам Филадельфии, и никому не пришло в голову помочь изобретателю.
— И что же? — спросил встревоженно Тревитик.
— А вот то, что он теперь ходит как нищий и проповедует пар. Его уж ославили сумасшедшим. Безумный пророк!
— Нет, погоди, — сказал горячо Тревитик. — У нас ведь все есть: средства и мысль. Я не сомневаюсь, что моя мысль правильна.