Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

Важные, но все же косвенные объяснения вероятности распространения поляками дезинформации об «особом» характере польско-германских отношений в целом и о существовании «секретного» добавления в частности содержатся в другом агентурном сообщении, датированном 29 июня 1934 года. Характер содержащихся в нем сведений, а также ссылки на личные беседы советского агента с Беком, Гонсиоровским, Фабрыцы могут свидетельствовать о том, что этим агентом также был Тадеуш Кобылянский.

Так, в разделе III сообщения, посвященного реакции польской дипломатии на франко-советское сближение, продемонстрированное в ходе июньской 1934 года Женевской конференции, сказано:

«Чрезвычайно обеспокоила Пилсудского тактика Франции и СССР на последней конференции в Женеве. Тактика Барту – Литвинова была понята так, что наступает реальность союза СССР с Францией, Малой Антантой. Это застигло Бека в Женеве врасплох. Когда Пилсудский получил от Бека телеграмму о создавшемся положении в Женеве, он немедленно после получения телеграммы Бека дал следующие телеграфные указания:

а) Беку – лавировать, ни в коем случае не доводить до разрыва с Францией.

б) Липскому – немедленно переговорить с Гитлером и организовать приезд в Варшаву Гитлера или его ближайшего соратника в целях демонстрации и предупреждения для Франции в связи с возможностью франко-советского союза.

в) Гонсиоровскому – сообщить Дебнею, чтобы задержал свой приезд или приезд генерала Петена в Варшаву для переговоров по вопросу о франко-польском военном союзе…»[398].

В приведенном отрывке, во-первых, обращает на себя внимание сама последовательность конкретных действий польской дипломатии, главными из которых (пункт а) являются установка на маневрирование, имевшее целью недопущение окончательного разрыва польско-французских отношений. Соответственно, второй пункт можно расценить как средство нажима на французов, другими словами, откровенного шантажа, для недопущения перевода франко-советских отношений в область союзнических, чего Пилсудский ни в коем случае не хотел допустить.

Если в качестве средства давления на Францию в тех условиях предусматривалась организация визита главы соседнего государства, то уж подготовку и распространение в следующем году по каналам польской разведки «состряпанного» текста германо-польского «секретного» добавления вполне можно предположить как действие в рамках той же политики при реализации конкретного оперативного замысла.

Повторим, что мы не ставим целью доказывать или опровергать факт существования «секретного приложения». Эту задачу при существующей источниковой базе решить невозможно. На наш взгляд, использование же в аргументации в пользу реальности существования «приложения» вторичных источников непродуктивно. К числу таковых относится, например, текст польско-германского «секретного договора», опубликованный 20 апреля 1935 года в «Правде» и «Известиях» и являвшийся, в свою очередь, перепечаткой из французской провинциальной газеты «Bourbonnais republican» за 18 апреля того же года[399].

Кстати, сама скорость опубликования в центральных советских газетах текста «договора» косвенно может свидетельствовать о прямом участии НКИД и советской разведки в актуализации тематики германо-польских «секретных» договоренностей путем размещения в зарубежных СМИ соответствующих материалов. В пользу этой версии свидетельствует подобная акция, проведенная по инициативе высшего руководства СССР годом раньше.