Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

О серьезной подготовке Незбжицкого к уходу на оперативную работу свидетельствует тот факт, что даже на очень важную встречу в июле 1932 года с полномочным представителем английской разведки (МИ-6) он направил своего заместителя Уряша. Последний в своем отчете писал: «К сожалению, Незбжицкий не смог лично прибыть на встречу из-за большого объема работы в реферате, в связи с планируемой на август передачей Квециньскому своих обязанностей».

Очередное послание Богдану Яловецкому, направленное в декабре 1932 года, свидетельствует, что надежды Незбжицкого на уход из центрального аппарата были «похоронены» окончательно: «Я спешу тебе сообщить, без всякого сомнения, плохую для всех новость, что в соответствии с волей моих высокопоставленных шефов я остаюсь еще на один год на том же табурете и никуда не еду. Видно, моя доля находиться на глазах у начальства… Все жалобы с Вашей стороны прошу адресовать непосредственным моим начальникам».

Примерно в это же время приказом по Главному штабу Незбжицкий был переведен в его штат, выйдя из состава Департамента пехоты министерства обороны, где он состоял ранее.

Оставление Незбжицкого в должности начальника реферата «Восток» было обусловлено как объективными, так и субъективными причинами. Рост эффективности работы польской разведки на советском направлении пришелся на конец 1920-х – начало 1930-х годов. Именно в тот период ее позиции в советских военных, политических, специальных структурах были как никогда сильны.

Для сохранения преемственности процесса добывания актуальной разведывательной информации и ее аналитического осмысления требовалось, чтобы ведущие сотрудники в добывающих и аналитических аппаратах продолжали свою работу. Кроме того, польская разведка, всегда испытывавшая кадровый «голод», нуждалась как минимум в сохранении имеющегося организационного и кадрового потенциала.

Отсутствие в требующемся количестве так называемых «дипломированных» офицеров, которые по своей общевоинской и профессиональной подготовке могли бы занимать руководящие должности в Центре и на местах, приводило к тому, что на них назначались сотрудники в звании до капитана включительно. Чему, собственно, и является пример самого Незбжицкого, только после смерти Пилсудского произведенного в капитаны и руководившего одним из важнейших разведывательных аппаратов 2-го отдела Главного штаба.

«Мания» Пилсудского к увеличению числа воинских частей приводила к сокращениям в функциональных подразделениях в Центре и на уровне штабов военных округов (ДОК).

В аппарате польской разведки дело дошло до того, что, в связи с отсутствием подходящей кандидатуры на должность начальника III (аналитического) отделения, в ноябре 1933 года было принято решение о формировании отдельных рефератов, ранее входивших в состав этого отделения.

К субъективным факторам можно отнести и действительно незаурядные профессиональные качества Незбжицкого, и покровительство со стороны его непосредственных начальников. Как писал позже Юзеф Энглихт: «Пельчиньский был одним из высших офицеров, которые воодушевляли в нем (Незбжицком. – Авт.) гипертрофированную инициативу и честолюбие». В других своих оценках начальника реферата «Восток» Энглихт отмечал его большой ум и незаурядные таланты, большое умение в завязывании и продолжении контактов, их использовании в информационной работе. Из важных психологических свойств Незбжицкого он отмечал «умение навязывать другим свое мнение».

Сочетание высоких профессиональных и личных качеств последнего и покровительственное отношение к нему со стороны руководства 2-го отдела создали Незбжицкому особое положение в аппарате разведки. Это был единственный в своем роде случай, когда офицер разведки среднего должностного положения превысил пределы своей служебной компетенции до таких пределов, что ему, всего лишь капитану, подчинялись офицеры в звании дипломированных майоров и подполковников[258].

Число резидентур (плацувок) польской разведки, замыкавшихся в своей деятельности, полностью или частично, на реферат «Восток», в разное время доходило до сорока пяти. Как правило, они действовали под прикрытием дипломатических представительств своей страны в самом СССР (посольство и консульства) или в соседних с ним государствах[259]. Количество сотрудников таких плацувок колебалось от одного до четырех человек.