Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры

Очень интересной личностью был инспектор пансиона Андрей Андреевич Линдквист. Один из соучеников Глинки, впоследствии известный деятель украинской культуры, историк, писатель и музыкант-любитель, Николай Андреевич Маркевич, оставил интересные воспоминания о пансионе и людях, с которыми он встречался: «Инспектором был Андрей Андреевич Линдквист, соученик и почти однолеток, тремя только годами моложе бессмертного Шиллера, с которым сидел даже на одной скамье. Он роста был большого, парик с коком похож был на старинный соусник; углы рубашечного воротника торчали почти до глаз; поворачивался он всем телом; ходил в сапогах скрыпучих, медленно, не ворочая ни вправо, ни влево головою… говорил отрывисто, громко, грозно, лаконически и постоянно держал указательный палец правой руки на губах. Он показался мне очень страшным. Когда он учился с Шиллером, он перепрятывал его „Разбойников“, если приближался к столу начальник. А Шиллер писал эту бессмертную трагедию за школьным столом. Это мне сам Линдквист рассказывал… Это был благородный и добрый человек, прекрасный ум, прекрасное сердце, под личиною шероховатою и даже жесткою»[162].

После окончания пансиона Глинка поселился неподалеку от Линдквиста, так как его отец хотел, чтобы Михаил служил по Иностранной коллегии, а Линдквист был одним из сотрудников редакции «Journal de St.-Petersbourg» и, как пишет Глинка, «мог быть мне весьма полезен, познакомив меня с французским дипломатическим языком. Плохо, однако же, шли наши занятия, – мне этот язык, вовсе не поэтический, казался чем-то диким и никак не входил в голову» [с. 18].

Со старшим сыном Линдквиста 14 декабря 1825 года Глинка побывал и на Сенатской площади. Вот как он сам описывает это событие: «Декабря 14 рано утром зашел к нам старший сын Линдквиста… мы пошли на площадь и видели, как государь вышел из дворца. До сих пор у меня ясно сохранился в душе величественный и уважение внушающий вид нашего императора. Я до тех пор никогда не видал его. Он был бледен и несколько грустен; сложив спокойно руки на груди, пошел он тихим шагом прямо в середину толпы и обратился к ней со словами: „Дети, дети разойдитесь!“. Мы пробыли на площади несколько часов; потом я, вынужденный голодом (ибо не завтракал), отправился к Бахтуриным. Может быть, это, по-видимому, не важное обстоятельство спасло меня от смерти или увечья; вскоре раздались пушечные выстрелы, направленные против мятежников» [с. 26].

Теперь мы, как и обещали, поговорим еще о двух педагогах.

Александр Петрович Куницын родился в селе Кой Кашинского уезда Тверской губернии в 1783 году, в семье священнослужителя. Первоначальное образование получил там же в духовном училище и в Тверской семинарии. Благодаря блестящим успехам в учебе, его в 1808 году зачислили в Педагогический институт Санкт-Петербурга. По окончании курса Куницына как одного из лучших студентов отправили в Геттингенский университет – слушать лекции права. Его соучеником был в то время Николай Иванович Тургенев, впоследствии один из руководителей Союза благоденствия и видный член Северного общества.

Кроме Геттингенского университета, Александр Куницын также прослушал курс юриспруденции и дипломатии в Парижском университете (Сорбонна) и Гейдельберге (Германия). В начале 1811 года он возвратился домой с огромным запасом знаний, собственных мыслей, с молодым жаром и энтузиазмом. После представления аттестата Куницын был утвержден в должности адъюнкт-профессора «нравственных наук» в Царскосельском лицее. Занятия там он начал еще до официального открытия лицея: 10 октября 1811 года воспитанники прослушали его первую лекцию.

На открытии Лицея, 11 октября, Куницын читал лекцию «Наставление воспитанникам», выдержавшую позднее два издания.

Пушкин писал: «Вы помните: когда возник Лицей… / И мы пришли. И встретил нас Куницын / Приветствием…»

Вот как вспоминал эту ручь И. И. Пущин («мой первый друг, мой друг бесценный», как представил его миру Пушкин): «Смело, бодро выступил профессор политических наук А. П. Куницын и начал не читать, а говорить об обязанностях гражданина и воина… По мере того как раздавался его чистый, звучный и внятный голос, все оживились, и к концу его замечательной речи слушатели уже были не опрокинуты к спинкам кресел, а в наклоненном положении к говорившему, верный знак общего внимания и одобрения! В продолжение всей речи ни разу не было упомянуто о государе; это небывалое дело так поразило и понравилось императору Александру, что он тотчас прислал Куницыну Владимирский крест – награда лестная для молодого человека, только что возвратившегося, перед открытием Лицея, из-за границы, куда он был послан по окончании курса в Педагогическом институте, и назначенного в Лицей на политическую кафедру»[163].