Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры

Влияние отца на воспитание сына было очень мало. Всем своим воспитанием Александр Порфирьевич был всецело обязан матери, женщине, хотя практически и необразованной, но обладавшей поразительным чутьем, подсказавшим ей правильный путь. «Саша способен, ему все так легко дается; учиться ему нетрудно, а пока нетрудно – пусть учится», – считала она. Обратив внимание, как завороженно слушает сын игру духового военного оркестра, она пригласила ему в учителя оркестрового флейтиста. Ему не было еще и девяти лет, когда он сочинил для флейты свою первую польку «Helene».

Первоначальное образование Александр Бородин получил дома, с домашними учителями. Он овладел немецким и французским языками, а с 13 лет начал заниматься различными предметами по гимназической программе со сверстником, Мишей Щиглевым, сыном преподавателя математики Царскосельского лицея. Вместе они начали посещать уроки игры на фортепиано. Самоучками освоили игру и на смычковых. Дружба мальчиков, которая прошла через всю их жизнь, одобрялась и матерью Александра, и образованной семьей Щиглевых.

В 1850 г. Бородин сдал экзамены за гимназический курс экстерном. Но еще за полгода до этого в «Северной пчеле» была опубликована любопытная заметка: «На днях во вновь открытом нотном магазине Роберта Гедрима поступило в продажу несколько весьма замечательных пиес для фортепиано. Особенного внимания, по нашему мнению, заслуживают сочинения даровитого шестнадцатилетнего композитора Александра Бородина: “Fantasia per il piano sopra un motivo da I. N. Hummel” («Фантазия для фортепиано соло на мотив И. Н. Гуммеля») и этюд “Le Courant” («Поток»)… Судя по этим первым опытам, можно надеяться, что имя нового композитора станет в ряду с теми немногими именами, которые составляют украшение нашего музыкального репертуара…»[221].

Однако первые шаги молодого Бородина вели в сторону от музыки. По достижении семнадцати лет он поступает вольнослушателем в Медико-хирургическую академию. Еще с детства он самостоятельно проводил химические эксперименты, устраивал фокусы, фейерверки, постоянно пугая этим домашних.

На третьем курсе Бородин обратился к профессору Николаю Николаевичу Зинину с просьбой разрешить ему работать в академической лаборатории. Замечательный ученый и педагог, Зинин с такой просьбой студента-медика столкнулся впервые и отнесся к ней недоверчиво. Однако, когда понял, что Бородин очень талантлив, взял его под свое покровительство и значительно повлиял на дальнейшую его судьбу. И замечательно, что посвященная Н. Н. Зинину мемориальная доска висит ныне на том же участке стены, что и доска, посвященная А. П. Бородину.

Наряду с увлечением наукой Бородина не оставляла и тяга к музыке. К началу 1850-х годов относится его знакомство с музыкантами-любителями и профессионалами, он участвует в камерно-инструментальном музицировании.

Однажды музыкальное собрание продолжалось двадцать четыре часа. Одно из наиболее посещаемых им квартетных собраний происходило у чиновника Ив. Ив. Гаврушкевича. Это был страстный любитель камерной музыки, виолончелист. В его доме близ Преображенского собора собирались в 1850–1860 годы многие музыканты из оркестра и любители. «Я очень часто и весьма тепло вспоминаю о Вас, уважаемый Иван Иванович, о Ваших вечерах, которые я так любил и которые были для меня серьезной школой… – писал ему Бородин. – С благодарностью вспоминаю я о Ваших вечерах и с удовольствием вспоминаю о Ваших пельменях, которые мы запивали “Епископом”, как Вы оригинально обозвали бишоф… Неизменно и душевно преданный Вам – скверный Violoncello II-do. А. Бородин»[222].

На четвертом курсе Бородин сочинил трио «Чем тебя я огорчила», которое было исполнено 1883 году в зале Демутова трактира. На четвертом же курсе он сочинил для певицы-любительницы Аделины Сергеевны Шашиной романс «Красавица рыбачка».

Но не раз он получает от Зинина предупреждения: «Смотрите, не гоняйтесь за двумя зайцами». По словам самого Бородина, Зинин даже заявил ему однажды: «Господин Бородин, поменьше занимайтесь романсами – на Вас я возлагаю все свои надежды, чтобы приготовить заместителя своего, а Вы все думаете о музыке и двух зайцах».

Однако Бородин был одним из лучших студентов и в 1856 году блистательно окончил курс.

По окончании академии Зинин устроил Бородина в качестве сверхштатного ординатора при 2-м военно-сухопутном госпитале. И тут судьба словно посмеялась над предупреждениями Зинина, подстроив здесь встречу Бородина с Мусоргским. «Я был, – пишет Бородин, – свежеиспеченный военный медик; Модест Петрович был офицер Преображенского полка, только что вылупившийся из яйца (ему было тогда 17 лет). Первая наша встреча была в госпитале, в дежурной комнате. Я был дежурным врачом, он дежурным офицером. Комната была общая, скучно было на дежурстве обоим. Экспансивны мы были оба; понятно, что мы разговорились и очень скоро сошлись».

Вечером того же дня они оба были приглашены на вечер к главному врачу госпиталя.