Очерки графомана

Читал о нем в книгах и проверял,

Но он об это лишь ноги вытер.

Пиши до конца то, что начал,

И пускай это все в тебе захлебнется.

Пускай кардиограмма скачет,

Пока до прямой не сорвется.

Ты просто нежить, корми с рук блокнот

И напиши каракули в извилинах.

Что ни шаг – только мат и цейтнот,

И упрек недовольного зрителя.

Оставь хотя бы части трупа искусства.

Хоть чем-то нужно топить эту засуху.

Забальзамируйся – лей в себя уксус,

Проткни ножом свое сердце за пазухой.

Дыши под осколками неба,

Питаясь осколками памяти.

Давись мыслями, будь ты хоть где-то,

Просыпаясь опять на окраинах.

Оставайся

Оставайся. Оставайся не спать по ночам.

Оставайся придумать конец бесконечному лету.

Если хочешь, уйди. Тогда только я останусь молчать.

Останусь один на один с пистолетом.

Оставайся, если считаешь нужным.

Оставайся, я точно не буду против.

Оставайся, если тебе не скучно,

И если считаешь, что я ничего не портил.

Я так не боюсь за мгновенье остаться трупом,

Но я так не люблю подпускать людей,

Позволять им смотреть глубже внутрь.

Потому остаюсь нигде.

Если в мрачных моих картинах

Ты видишь больше, чем видно мне -

Оставайся, если тебе не противно.

Ведь я еще остаюсь на дне.

Псам не снятся сны

Здесь псам уже давно не снятся сны.

Они уснут, потом от судорог проснутся.

Пиши сегодня, завтра чувствуй стыд

И ненавидь все то, к чему вернулся.

Ты снова через силу здесь очнулся.

С тобою будет вечно только панцирь.

И хочется в нем только задохнуться.

Сил остается только чтобы ему сдаться.

Сквозь этот сумрак с мыслями ругаться,

Потом лежать бесчувственно, ждать утро.

Хотя бы что-то здесь должно еще остаться.

Хотя бы кто-то или образ его мутный.

Царапай грудь сквозь непонятный ступор.

Ты слышишь крики. Они режут по частям.

Ты понимаешь как рассудок хрупок,

Ты понимаешь, что спасаться ты устал.

Такой бессмысленный мучительный скандал.

И мокрый холод на прокуренном балконе

Напомнит, что осталось два часа,

Через которые тебя здесь снова похоронит.

Не с вами

Ваши лица покрыты целлофановой пленкой.

Отгрызи кусок – на зубах будет привкус пластика.

Когда ты склеишься, тебя завернут в клеенку.

Ты мне скалишься, чтобы я подобрел. С какой стати, а?

Назови хоть последней тварью. Ты назвал.

Ничего не заденет. Я здесь сам постепенно себя убил.

Где ты был, когда я все кости себе ломал?

«Да он бредит». Я сам себе их обратно срастил.

Отсюда далеко не уедешь. Но я бы уехал.

Забрал бы все свои мысли, не шмотки.

Но я все время тащу за собой из них пепел.

Ты зальешься по горло самой дешевой водкой.

Смотри мне в глаза, только не отрывайся.

Давай ближе, ищи в них хоть каплю света.

Ройся в памяти и найди там закат, что вскрывался,

Заливая своей кровавой молчаливой истерикой небо.

Я однажды перегорю, однажды все будет иначе.

Никто из вас не бывал со мной в сточной яме.

Я и сам здесь не чистый, и сам ни черта здесь не значу.

Но хотя бы согреет лишь то, что не с вами.

Хьюстон

Хьюстон, сажай самолет.

За что сражаюсь – здесь все не мое.

Не лезь мне в душу, она просто гниет.

И меня здесь ничего не добьет.

В рай лишь по желтому билету, нас туда не пустят.

Я направляю свой штурвал к эпицентру грусти.

Все, что польет из ножевых, с тобой на пару спустим.

Хотя мы знаем – все брехня и точно не отпустит.

Хьюстон, снимай оберег.

Я застрял в самой скучной из оперетт.

Готов верить даже в сказочный бред,

Ведь в моем мире ничего уже нет.

Ну что ты смотришь на меня глазами щенка?

У нас давно тут неисправны тормоза.

И мне не знать упадем мы в какие места,

Зато горим мы точно ярче, чем аэростат.

Хьюстон, ты только не плачь.

Я если тормозил, то не коробкой передач.

Развалил свой двигатель на сотни задач,

И по частям не соберет тут самый опытный врач.

Ты думаешь, что я еще не видел эту жизнь?

Хьюстон, ты крепче держись.

Хьюстон, давай помолись.

Хьюстон, мы падаем вниз.

Неправильно

Скажи еще раз о том, что я неправильно жил.

Я, скорее всего, неправильно даже умру.

И ты даже не знаешь, кто и как здесь себя потрошил.

Ради чего? Чтобы снова смотреть в темноту.

Чтобы снова не видеть ваш извращенный Эдем.

Чтобы видеть и знать, как людей погребает мечта.

Раствориться здесь, чтобы и просто остаться никем.

Чтобы думать о разном с пометкой: «Уже никогда».

Лампочка гаснет даже когда протекает ток.

Ты будешь винить вечно сломанный выключатель.

Холод лезвия бритвы чувствует мой висок,

Только сердце не чувствует, не закричать бы.

Что тобой сказано, станет однажды правдой.

Я буду молча нигде в одиночку смотреть на дождь.

Ты неправильно жил, ломая все изначально,

И ты даже неправильно просто однажды умрешь.

Новокаин

Ничего не осталось, родной.

Родная, все это лирика.

И все это пахнет клиникой,

Заброшенной мертвой весной.

Растекается медленно новокаин.

Капля за каплей под коркой.

Взгляд мой расплавится, как парафин,

Отпечатком прилипнет к окнам.

Добро пожаловать в мой темный кокон.

Плюнь в пустоту, она полнее не станет.

Я это место внутри давно называю домом.

Склепом с перевернутыми крестами.

Никого не впустить, ничего не ответить.

Ничего не просить, ничего не отдать.

Когда снова станет тоскливо на этом свете -

Посмотрю в никуда, отвернусь, лягу спать.

Полигон