Очерки и воспоминания

И только этим слабым откликом на чествование его памяти, устроенное друзьями, я могу выразить мою сердечную, искреннюю благодарность - не только за то, что он для меня и для русского общества сделал, но и за то, чем он был и какую заметную нить вплел своей личностью, памятным своим прекрасным образом в нашу общую сокровищницу воспоминаний о тех бурных годах борьбы за свободу и правду, которые нельзя уже вычеркнуть из истории.

П. Милюков.

{27}

ЛИЧНОСТЬ А. И. БРАУДО

(Г. Слиозберг)

Не много встречается людей, которые за долгую жизнь, не имели бы недоброжелателей. Еще меньше таких людей, о которых после их ухода нельзя не вспоминать с умилением, проникаясь сознанием, что жизнь не так уже печальна, если она дает такие человеческие образцы. Одним из таких редких людей и был Александр Исаевич Браудо. Не осиротела та земля и не осиротел тот народ, который включает в себе, хотя и редкие, образцы, сочетающее в полной мере атрибуты доброты, терпимости и скромности.

Александр Исаевич Браудо, среднего роста, худощавый блондин, с чудными голубыми глазами, с улыбкой на тонких устах, с тихим голосом, всегда ровным и казавшимся спокойным даже тогда, когда сердце его усиленно билось от волнения, - производил чарующее впечатление. Он был всегда полон сочувствия к людской нужде, всегда готов был помочь; он был верным другом униженных и оскорбленных. Вся его психология, сложная и богатая, сводилась к тому, что он не мог равнодушно видеть человеческое горе, не выносил человеческой злобы, мягко и энергично боролся со всяким злом, будь это частное зло, общественное или государственное. Браудо не принадлежал духовно одной только национальности, он любил все человечество, служил ему, стараясь облегчить печаль и нужду, где бы она ни была и кто бы ее ни испытывал. И если ни в какой другой области Браудо не проявлял столько энергии и не развил такую деятельность, как по отношению к народу, к которому он по рождению принадлежал, то это не потому, что он был духовно связан с еврейским {28} народом боле, чем с другими народами России, находившимися под игом произвола прежнего режима, а потому, что никакой другой народ в России не испытывал столько горя и нужды, как евреи.

Единственный сын популярного врача во Владимире, Браудо вырос далеко от еврейской среды, в атмосфере, не соприкасавшейся ни в каком отношении с еврейством. Свои университетские годы он провел в немецкой сфере тогдашнего дерптского университета. Только там начал он знакомиться с историй еврейства, историей, которая так преисполнена горя и страданий, что не могла не оставить в чуткой душе А. И. Браудо глубоких следов. И когда он, по окончании университета, переехал в Петербург, он впервые оказался в среде еврейской интеллигенции, в одном из кружков, посвящавших свои мысли и свою деятельность культурным интересам еврейства и улучшению его материального состояния.

Поверхностному наблюдателю могло казаться, что Браудо - человек раздвоенный, как еврей и русский гражданин. Но в личности Браудо никакого раздвоения не было. Принадлежность к еврейству, сочувствие еврейскому горю сливались у него с горячей любовью к России, с ненавистью к насилию и к правовому произволу, с глубокой симпатией ко всем гонимым народностям. В еврейском бесправии он усматривал зло, которое отравляет не только жизнь евреев, но и разрушает моральные основы всей общественной и государственной жизни. Браудо осуществлял собой тип человека, преисполненного теми идеалами, которые предвозвещены были тысячи лет тому назад еврейскими пророками, открывшими человечество в человеке.

По прибытии в столицу Браудо, снабженный рекомендациями дерптских профессоров, сделался домашним учителем в домах некоторых высокопоставленных особ. Его быстро оценили, и несмотря на усилившиеся в середине 80-х годов антисемитские настроения, он получил назначение по министерству народного просвещения и поступил на службу в Императорскую Публичную Библиотеку, где работал до конца своей жизни, быстро восходя со ступени на ступень, и скоро стал заведующим отделом "россика", т, е. литературы о России и русских на иностранных языках. В {29} качестве библиотекаря Публичной Библиотеки, он неминуемо должен был входить в сношения со всем литературным и журнальным миром. Его мягкое, внимательное отношение ко всем сталкивавшимся с ним по его службе быстро привлекли к нему симпатии всех. Браудо стал общим любимцем, с которым все делили свои литературный и житейские невзгоды.