Очерки японской литературы

Другой комментатор (Канэко Гэнсин) предполагает, что обстановка стихотворения — иная: поэт просто шел в ночь праздника звезд по полю и оказался обрызганным ро­сою; у него сейчас же это соединилось с образом «брызг» с «реки небес», то есть опять-таки, воспето то, что нужно (картина ночи и свой путь), п так, как это следует (с уче­том внешней обстановки).

Что же сделал из этого стихотворения автор «Исэ»? Обратимся к его интерпретации: «В давние времена кавалер, что-то имея против столи­цы, задумал поселиться на «Горе Восточной» и —

Жить здесь не могу!

Поищу себе скорей

Среди гор приют,

Где бы мог остаться я

И укрыться от людей...

И так он сильно занемог, что был на краю смерти, но — брызнули ему в лицо водой, и жизнь вернулась...

Что это? На мне

Капельки росы лежат?

О, река небес!

То не брызги ли с весла      

От плывущей там ладьи?

Так сказал он, и жизнь к нему вернулась».

Таким образом, автор совершенно не связывает себя обязательно той обстановкой, в которой родилось стихо­творение: он берет то, с чем оно может ассоциироваться, будь это действительная картина, будь тО — воображаемая. Автор стремится воспользоваться всеми возможностями, которые заложены в стихотворениях, и в зависимости от своих целей вводит их в различное, нужное ему, повество­вательное окружение. Этим еще больше подчеркивается наличность определенного замысла — с одной стороны, и вымысла — с другой, подводящих под эти разрозненные отрывки устойчивый фундамент — единого повествования.

Великолепным примером такого мастерского развития ^[12] потенциального содержания танка может служить эпизод пятьдесят девятый. Для того чтобы это увидеть, следует знать только одно: в «Кокинсю» («Лето», 5) помещено только одно стихотворение, даже без наводящего преди­словия:

Слышу аромат

Померанцевых цветов,

Ждущих майских дней...

Чудится — подруга то

Прежний запах рукавов.

При свете всех этих соображений стаповптся более или менее ясным стилистический лик того повествовательного жапра, который представляет «Исэ»: это — рожденный из стихотворения, с его необходимым — фактическим или во­ображаемым - повествовательным окружением рассказ, сочетающий в единой целостной композиционной схеме на равноправных стилистических началах обе формы речи: прозаическую и стиховую. Генетически он связап не столь­ко с «Кокинсю», сколько с жанром танка вообще, как включающим в себя потенциально эти повествовательные элементы, не высказанные, но подразумеваемые в лириче­ской части.