Очерки истории европейской культуры нового времени

Я в детстве заболел

От голода и страха…

А все иду, а все иду, иду,

Иду себе в бреду, как под дуду

За крысоловом в реку…

А мать стоит, рукою манит, будто

Невдалеке, а подойти нельзя:

Чуть подойду – стоит в семи шагах,

Рукою манит; подойду – стоит

В семи шагах, рукою манит…

И теперь мне снится

Под яблонями белая больница…

А мать пришла, рукою поманила —

И улетела…

Эти стихи Арсения Тарковского читает в фильме Андрей Горчаков. Болезнь Андрея обрекает его на одиночество, на бесконечные разговоры с собственной памятью.

«Надоели мне ваши красоты!» – в этих словах Андрея Горчакова нежелание героя фильма воспринимать красоту чужого, расставаясь со своим, и неспособность любоваться прекрасным в момент, когда сознание всецело поглощено ощущением приближающегося апокалипсиса. Режиссеру чужды эстеты-декаденты, ищущие наслаждений во время чумы, смакующие красоту умирания, чувственными ноздрями с удовольствием впитывающие запах тления. Андрей не отворачивается совсем от красоты, но она вытесняется у него куда-то в глубину.

«Андрей (Евгении): Остановись. Ты очень красива в этом свете (пауза). Знаешь, я чувствую необходимость понять…

Евгения (шепотом): Что понять?

Андрей: Почему Доменико держал свою семью взаперти? Семь лет.

Евгения (раздраженно): Откуда я могу знать? (уходит)».

Настоятельная потребность искать Истину мешает контактам Андрея Горчакова с людьми, даже самыми чуткими и интеллигентными, но принимающими мир таким, каков он есть. «У меня там в шкафу пиджак три года висит. Никуда не хожу, никого не вижу», – жалуется Андрей. Парадоксальность ситуации заключается в том, что он, как никто другой, стремится сблизиться с людьми. Но объединяться можно лишь вокруг общей большой цели, а людям до этой цели никакого дела нет. Все они погружены в свои проблемы, которые Андрею кажутся несущественными.

Андрей нуждается в свободе – не только от границ и несвободы на своей родине, но и от всевозможных племенных и национальных мифов, скрывающих смысл человеческой истории. Ради свободы он готов отказаться от дорогих ему связей и жить на чужбине. Смотреть в окно, за которым стена. Но сама по себе внешняя свобода недостаточна. Люди, не желающие искать, и при свете не найдут дороги. «Свободное общество» легко превращается в общество потребления.

«Андрей: Много, так много туфель. Так много итальянских туфель… Ужасно. Кто их покупает? Зачем? (Показывает на свои туфли): Этим туфлям десять лет. Ты понимаешь? Это же совсем неважно».

Люди вовсе не желают меняться. «Довольна ли ты?» – спрашивает Андрей маленькую Анджелику. – «Чем довольна?» – «Жизнью». – «О, да!» – отвечает девочка и, подражая взрослым, забрасывает ногу на ногу. Горькая ирония звучит в рассказе Андрея:

«Один человек спасает другого из огромной, глубокой лужи. Спасает с риском для собственной жизни. И вот они лежат у края этой глубокой лужи. Тяжело дышат, устали. Наконец спасенный спрашивает: «Ты что?» – «Как что? Я тебя спас!» – “Дурак, я там живу”».

В теплой, мутной воде бассейна Св. Екатерины плавают (живут) обыватели гостиницы в Баньо Виньони:

Аквариум с кисельною водой,

Жилище рыб и спящего тритона,

Качающийся ящик тепловой…

Никто не хочет выползать за край «глубокой лужи» обывательского существования. Люди устали от навязанных им идеологий. Особенно в XX веке – веке Гитлера и Сталина. Никому не нужны Великие Инквизиторы. Нельзя повторять ошибки Доменико, так долго державшего взаперти свою семью. «Это моя кровь, как же я мог? Годами не видеть солнца, бояться дневного света. Зачем это? Зачем эта беда?» – спрашивает себя Доменико устами Андрея. Опыт безумного итальянца в сопереживании стал опытом московского писателя. Отражаясь в зеркале старого шкафа, видит Андрей лицо Доменико.

Никому нельзя навязать свой путь к Истине. И потому, что никто не обладает монополией на ее знание, и еще потому, что невозможно передать свой опыт тому, кто не способен сопереживать, а лишь принужден, силой или обманом, подчиняться. Общая цель появится лишь тогда, когда люди свободно выберут путь к единству. Увы, прав был, по-видимому, Бердяев, утверждая, что «огромная масса людей совсем не любит свободы и не ищет ее». Не зная выхода из тупика, Андрей Горчаков погружается в летаргию.

«Господь, Ты видишь, как он молится. Яви ему свое присутствие».

«Он тот, кто не заметит его».