Очерки истории европейской культуры нового времени

В конце концов Андрей все же решается выполнить данное Доменико обещание и пронести горящую свечу вдоль бассейна Св. Екатерины. Поначалу это скорее дело чести, чем внутренняя потребность. Но несложная, казалось бы, операция требует полной самоотдачи. Дважды попытка пройти несколько десятков метров заканчивается неудачей – свеча гаснет. Собрав последние силы, Андрей все же доносит горящую свечу до противоположного края бассейна, заплатив за это своей жизнью. Эта часть фильма снята Тарковским скупыми средствами, в расчете на актера Олега Янковского, который, по-видимому, не понимает всей глубины замысла режиссера, как не понимает до конца значения собственного поступка герой фильма. Складывается впечатление, что Тарковский сознательно избегает катарсиса. Он как бы говорит, что сопереживания зрителя с героем в его последнюю минуту нет и… быть не может. Лишь следующие, последние кадры фильма, снятые, кстати, совсем по-иному, вызывают у зрителя чувство острой жалости к человеку, который жил не как все, а потому «на дно пошел».

1983 г.

Ошибка мастера

Одна капля плюс еще одна капля – одна большая капля, а не две маленькие. Но как мало людей считает подобным образом. «Мы переживаем сейчас очень тяжелое время, я бы сказал апокалиптическое , – говорил Андрей Тарковский. – Я очень часто бываю пессимистом. Не потому, что нет выхода из создавшегося положения, а потому что мало тех, кто ищет этот выход. Мне кажется, лишь очень немногие отдают себе отчет в том, насколько искривлен наш мир. Поэтому я удивляюсь и радуюсь всякий раз, когда встречаю людей ищущих».

Тарковский был единственным в русском кино мастером, который так самоотверженно двигался к цели, находящейся далеко за границами привычных задач киноискусства. Ощущение ужаса приближающейся катастрофы постоянно давило на режиссера, заставляло его спешить, не щадя себя, в поисках возможного выхода. Иногда он опережал время. Фильм «Жертвоприношение» был снят буквально накануне взрыва в Чернобыле. Разумеется, никто не внял пророчеству гениального художника. Вселенская трагедия сегодня людей не пугает. Потому что давно уяснили они одну простую «истину»: жизнь у человека всего одна, и кончается она у праведника и грешника одинаково – смертью. Зная же о неминуемости собственной гибели, стоит ли печалиться о гибели других – близких и, особенно, совсем не близких? Релятивизм помогает многим избегать стрессов, не впадать в депрессию. И с наслаждением вкушать сладкий сок древа жизни, не думая о том, что корни этого древа уже подрублены и оно вот-вот рухнет. Только человек, наделенный сверхчувственным восприятием, зная, что мир обречен, в самом сладком из блюд всегда ощущает горький привкус полыни. Не только легендарный Сакья-Муни, но вполне реальный Лев Толстой ломали свою жизнь из-за невозможности принять трагедию мира как должное. Несомненно, к числу таких немногих относился и Андрей Арсеньевич Тарковский.

Каковы, однако, результаты творческих поисков режиссера Тарковского? В «Андрее Рублеве» эгоизм, необузданные страсти, лицемерие, зависть, сластолюбие и властолюбие сначала кажутся герою фильма непреодолимыми. Ему кажется, что Христос всегда и повсюду будет распинаем. Рублеву больше нечего сказать людям, и он превращается в «молчальника». И все же в какой-то момент «богомазу» в начале XV века и кинорежиссеру в конце ХХ-го показалось, что есть все же сила, способная разорвать круг исторического абсурда и вывести людей в иную сферу бытия. Эта сила – безграничный творческий потенциал человека, которым он наделен свыше и который в первых кадрах фильма нам демонстрируют мужики-воздухоплаватели, а в конце – мальчишка, сумевший «по наитию» сотворить чудо-колокол.

Когда Тарковский снимал «Сталкера», у него, судя по всему, уже не было прежней веры в человека-творца. Здесь даже творческие люди, писатель и ученый, неспособны пройти в заповедную зону Гармонии. По-видимому, потому что неспособны постичь мир в единстве и пытаются разорвать его на части. При этом они теряют свою творческую потенцию и оказываются людьми бесплодными. Исторический путь человечества как бы завершается. Красивый, здоровый, разумный и талантливый человек – тот, кого воспевало Возрождение, теперь, у края пропасти, абсолютно бессилен. Грех не преодолен, следует ожидать скорой катастрофы. Но художник еще сохраняет надежду на чудо – на бессмысленную, казалось бы, одержимость первопроходца сталкера и на девочку-калеку, наделенную уже нечеловеческими способностями. Обескураженный результатами своего художественного опыта, Андрей Тарковский окончательно теряет доверие к знанию, которому он, впрочем, всегда предпочитал интуицию: «Я вообще не верю в большие возможности познания… Знание вульгарно… Знание все более и более отвлекает от главной цели, от основной мысли. Чем больше мы знаем, тем меньше мы знаем. Если, к примеру, мы углубляемся, это мешает нам видеть широко. И наоборот».