Очерки истории Франции XX–XXI веков. Статьи Н. Н. Наумовой и ее учеников

Отношение газеты к режиму Виши четко не просматривается. Однако анализ материалов показывает, что издатели были настроены к нему скорее критически. Например, по утверждению «Парижского вестника», русские в «свободной зоне» живут в более стеснённых условиях, чем в оккупационной: «…положение, казавшееся временным, сильно ухудшилось, – пишет “Парижский вестник” в июне 1942 г. – Безработица и с нею нужда росли с каждым днем… Началось с такси, одной из главных русских эмигрантских профессий, на которых продолжать работу разрешено было только французам». Правительство Петена, по мнению «Парижского вестника», значительно хуже справлялось с безработицей, русским приходилось страдать от бюрократии, получать официальное разрешение для любых видов передвижения между городами, да и русские газеты попадали в «неоккупированную зону» случайно и редко[1126]. В статье, посвящённой речи маршала Петена по случаю второй годовщины подписания франко-германского перемирия 22 июня 1940 г., газетой использовались политически корректные призывы французского народа к сплочению, но одновременно правительству Виши ставилась в вину слабость социальной политики: «несправедливость их [продуктов питания – Н.Н., Г. М.-Г.] распределения с каждым днем острее чувствуется массой населения, в особенности рабочим классом»[1127].

Сведения о генерале де Голле в «Парижском вестнике» обрывочны. Но отношение к нему откровенно враждебное. В июле 1942 г. газета с иронией назвала его «великим патриотом», стараниями которого во Франции «стало мало хлеба»[1128]. В июне 1943 г. сообщается о том, что де Голль нашёл общий язык с Анри Жиро[1129], и «вместе они послали телеграмму Сталину с выражением ему своего восхищения и солидарности»[1130]. Подобная деталь биографии должна была вызвать отрицательные эмоции к обоим генералам в среде антибольшевистски настроенных эмигрантов.

Довольно спокойное отношение к происходившим во Франции событиям явно контрастировало с тем интересом и даже страстью, с которыми в «Парижском вестнике» обсуждалась идея «возвращения Родины» – одна из наиболее часто встречаемых в газете за 1942–1944 гг. Концепция «искупления кровью» возможности вернуться на Родину красной нитью проходит через всё издание. В июльском номере 1942 г. «Парижского вестника» помещён материал о русских эмигрантах, приехавших на работу в Германию из Франции: «все только и живут надеждами на [новую – Н.Н., Г. М.-Г.] Россию», «этому помогает общение с советскими гражданами, русскими, приехавшими на работы в Германию из Харькова, Полтавы и Юзовки»[1131]. В статье «Три счастья», посвящённой военной доблести говорится о том, что «только через жертвенность, только через воинский подвиг, изгои, странники на чужой земле, мы можем обрести утерянное нами в вихре войн и революции, право: – Право на Родину»[1132]. С одной стороны, очевидно, что для большинства русских эмигрантов Франция так и не стала Родиной, по которой они ностальгируют. С другой стороны, в ней содержится призыв к «жертвенному очищению» для обретения Родины через «воинский подвиг», т. е. через участие в военных действиях на Восточном фронте на стороне нацистов. Для русских эмигрантов единственной Родиной являлась Россия без большевистской власти. Вспоминая об уничтожении монархии и убийстве царской семьи, издатели снова озвучивают идею о «восстановлении справедливости» и о собственной вине в случившемся: «мы должны своими ратными подвигами и честной смертью, – а те из нас, кто останется в живых, позже, своей жертвенной работой и тяжким трудом, – заслужить себе прощение за то, что ввергли или допустили ввергнуть Россию в горнило страданий и таким образом сделали возможным 17-е июля [день убийства царской семьи – Н.Н., Г. М.-Г.]»[1133]. Уже перед самым Освобождением, в июле 1944 г., «Парижский вестник», представляя точку зрения русской эмиграции, откровенно признавал: «Естественно, что нас, русских, в первую очередь интересуют, волнуют и тревожат возможные судьбы нашей Родины»[1134].

Русская эмиграция во Франции на протяжении всего периода военной оккупации страны контактировала как с французской, так и с немецкой культурой. Первые же выпуски газеты «Парижский вестник» содержат примеры такого взаимодействия. Например, в августе 1942 г. русских коллаборационистов пригласили на два концерта в Люксембургский дворец и сад Шанз-Элизе – послушать духовой и струнный оркестр германской военной музыки под управлением дирижеров Унтера и Клямберга. Публичные концерты давались по воскресеньям и четвергам с 5–6 часов вечера и были, в принципе, доступны любому желающему. Репертуар ограничивался произведениями немецких классиков: по свидетельству «Парижского вестника», играли Бетховена, Вагнера, Моцарта, Гайдна и Шуберта[1135].