Очерки истории кибернетики в СССР

Но именно на это делали ставку классики марксизма, которые считали, что, редуцируя человека к функции, превращая его в придаток к машине, этим самым капитализм вырабатывает себе могильщика. В этом суть экономического учения марксизма.

Рынку может быть противопоставлена не какая либо его форма проявления, а только «не рынок». Характерно, что Ленин, оказавшись в условиях, когда еще было неизвестно, что именно может быть противопоставлено товарному производству, рынку, не стал выдумывать ничего, а остановился на отрицательном определении.

В замечаниях на книгу Н. В. Бухарина «Экономика переходного периода» он пишет, что с преодолением анархии производства товар превращается в «продукт, идущий на общественное потребление не через рынок»[156].

Собственно, уже у Маркса были весьма точные догадки насчет того, что придет на смену рынку, но понимая, что это не более, чем догадки, он на них не акцентировал внимания. Так, к примеру, в подготовительных рукописях к «Капиталу» Маркс уделяет очень много внимания разработке идеи «автоматической фабрики» или фабрики как автоматической системы машин, каковую он считает адекватной капитализму формой средств труда. Он подчеркивает, что автоматическая фабрика, которая приходит на смену разделению труда в мануфактуре, полностью переворачивает содержание труда и даже в определенном смысле уничтожает труд, превращая рабочего из субъекта труда в придаток к машине.

«Теперь, наоборот, машина, обладающая вместо рабочего умением и силой, сама является тем виртуозом, который имеет собственную душу в виде действующих в машине механических законов и для своего постоянного самодвижения потребляет уголь, смазочное масло и т. д. (вспомогательные материалы), подобно тому как рабочий потребляет предметы питания. Деятельность рабочего, сводящаяся к простой абстракции деятельности, всесторонне определяется и регулируется движением машин, а не наоборот. Наука, заставляющая неодушевленные члены системы машин посредством ее конструкции действовать целесообразно как автомат, не существует в сознании рабочего, а посредством машины воздействует на него как чуждая ему сила, как сила самой машины»[157].

При этом Маркс указывает на то, что, «в машине, а еще больше – в совокупности машин, выступающей как автоматическая система, средство труда по своей потребительной стоимости, т. е. по своему вещественному бытию, переходит в существование, адекватное основному капиталу и капиталу вообще, а та форма, в которой средство труда в качестве непосредственного средства труда было включено в процесс производства капитала, уничтожается, превращаясь в форму, положенную самим капиталом и соответствующую ему»[158].

Эта форма, – считает Маркс, – отнюдь не является абсолютной:

«Но если капитал приобретает свою адекватную форму в качестве потребительной стоимости внутри процесса производства только в системе машин и в других вещественных формах существования основного капитала, таких, как железные дороги и т. д. (о чем мы будем говорить впоследствии), – то это отнюдь не означает, что эта потребительная стоимость, эта система машин сама по себе является капиталом, или что ее существование в качестве системы машин тождественно с ее существованием в качестве капитала. Подобно тому как золото не лишилось бы своей потребительной стоимости золота, если бы оно перестало быть деньгами, так и система машин не потеряла бы своей потребительной стоимости, если бы она перестала быть капиталом. Из того обстоятельства, что система машин представляет собой наиболее адекватную форму потребительной стоимости основного капитала, вовсе не следует, что подчинение капиталистическому общественному отношению является для применения системы машин наиболее адекватным и наилучшим общественным производственным отношением»[159].

На мой взгляд, именно эта мысль Маркса осталась совершенно непонятой представителями советской политэкономии. Они даже если и не считали, что подчинение капиталистическому общественному отношению является для применения системы машин наилучшим общественным производственным отношением, то, в любом случае, даже не пытались выяснить, а какое же производственное отношение является ему «наиболее адекватным».

Ленин, который, разумеется, не читал эти строки Маркса, тем не менее, мыслил с ним в унисон и выражался почти теми же словами и образами.