Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг.

Завершив свою опустошительную работу в этом районе, русско-татарская рать повернула к северу, на соединение с главными силами под Дерптом, и «сошлися с царем и с воеводами под Юрьевом дал бог здорово». Суровая зима для них – по словам псковского книжника, «зима была тогды гола без снегоу с Рожества христова, и ход был конем ноужно грудовато»[98] – вовсе не была помехой. Собравшись воедино под Юрьевом-Дерптом, русские полки в течение трех дней беспощадно опустошали его окрестности, после чего переправились через Эмбах и двинулись дальше к северу, «направо к морю». Держа главные силы в кулаке на случай появления крупных сил неприятеля, Глинский, Юрьев и Шах-Али медленно катились огненным валом в северном направлении. Как писал летописец, воеводы «воину послали по Ризской дороге и по Колыванской и воевали до Риги за пятьдесят верст, а до Колывани за тридцать» (11 января русские отряды добрались до Везенберга. – В. П.)[99]. Рассылаемые же воеводами во все стороны мобильные отряды делали то, что им было приказано, – brennen, morden, rauben und todschlagenn. Примером действий одного из таких отрядов может служить экспедиция под Лаис. Получив от пленников известия о том, что под ним «большая збеж», воеводы «под Лаюс город посылали голов стрелецких Тимофея Тетерина да Григория Кафтырева, а с ними их сотцкие с стрельцы, да голов с детми боярскими Михаила Чеглокова да Семенку Вешнякова да Федора Ускова и Татар и Черкас и Мордву». Из этого перечня видно, что под Лаис отправился примерно 4-тыс. русский отряд (около 1 тыс. стрельцов, 500–600 русских детей боярских и до 3 тыс. татар, мордвы и «пятигорских черкас»). Стрельцы Тетерина и Кафтырева были, надо полагать, посажены на конь, чтобы не отставать от легкой русско-татарской конницы, и шли, как это было во время той же 3-й Казани, в авангарде «лехкой» рати с тем, чтобы поддержать огнем конницу, если вдруг она наткнется на противодействие ливонцев. Однако и на этот раз противник не рискнул вступить в «прямое дело». 5 февраля 1558 г. «головы под город пришли, – писал летописец, – а посад пожгли и побили многих людеи, убили болши трех тысяч, а поимали множество полону и жеребцов и всякие рухледи»[100]. Можно только представлять, какая трагедия, разыгравшаяся под стенами Лаиса, скрывается за этими сухими летописными строками, явно заимствованными из официального воеводского отчета о проделанной работе! Война в те времена – дело чрезвычайно жестокое и беспощадное, и по отношению к мирному населению – совсем не рыцарское.

В середине февраля 1558 г. русское войско пересекло границу южнее Нарвы, переправившись через Нарову по Козьему броду «выше города Ругодива», «и люди царя и государя дал бог все с воеводами вышли здорова, – писал летописец, – а государевых людеи убили под Курсловом в воротех Ивана Ивановича Клепика Шеина да в загонех и ыных местех пяти сынов боярских да стрелцов десять человек да трех татаринов да боярских человек с пятнадцать, а иные люди дал бог здорово». С вестью-сеунчом об успешном окончании похода в Москву поспешили гонцы: от больших воевод и от «царя» – два татарина, «князь Канбаров Мангит да Семев-мурза Кият», а от Глинского и Юрьева – князь В.И. Барбашин и стрелецкий голова Т. Тетерин. 20 февраля гонцы были приняты царем, и он конечно же не оставил прибывших без награды. Набег закончился, как казалось на первый взгляд, полным успехом – «неразумные» ливонцы, осознавая свою неспособность противиться требованиям московита силой, решились заплатить требуемую с них дань[101].

Теперь оставалось ждать – как скоро из Ливонии прибудет посольство бить челом об «отдании вины». А в том, что это непременно случится, в Москве не сомневались – демонстрация того, что случится, если требования Ивана Грозного не будут приняты, была более чем убедительна.