Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Если Поливанов действительно подкапывался под военного министра, было, конечно, естественно, что Сухомлинов его «ушел», но было не естественно и преступно провести на пост помощника военного министра человека, который хотя и был очень знающим и дельным военным инженером, но по всем другим вопросам был совершенно не подготовлен.

Как я уже отметил, Сухомлинов, стремясь удовлетворить желания своей молодой и красивой жены, все время искал денег, ибо жалованье военного министра (18 тысяч рублей) было для него совершенно недостаточно.

Он прежде всего «наезжал» прогонные. При поездках по Высочайшему повелению он как военный министр получал на 24 лошади, что всегда составляло довольно крупную сумму. Ездил он много и в дальние края. Больше всего было возмущения и разговоров по поводу его поездки во Владивосток. Приехав туда, он там остался меньше суток и покатил обратно. Для всех было ясно, что эта поездка была вызвана одним стремлением – получить большие прогонные деньги. Он стал получать из военно-походной канцелярии Государя по три тысячи рублей в месяц и этим сильно восстановил против себя чинов Свиты, получавших пособие из того же источника. Он все время якшался с различными темными лицами для устройства своих денежных дел. Сам он жил более чем скромно, но жена от него требовала и требовала, а отказать он не мог.

Вот эта денежная его запутанность в значительной степени сыграла роль в тех обвинениях о «предательстве», которые были ему предъявлены во время войны. Конечно, никакого предательства не было, но его общение с различными подозрительными типами, появление в его доме различных лиц с подмоченной репутацией и, наконец, его несдержанность на язык создавали много поводов для его обвинения.

По «денежной части» лично у меня создалось подозрение в чем-то нечистом по поводу двух случаев:

1) Во время войны, в начале 1915 года, когда я был начальником Канцелярии Военного министерства, как-то вечером меня вызвал по телефону Великий князь Сергей Михайлович и попросил приехать к нему на другой день утром. Когда я приехал, Великий князь, приняв меня в своем кабинете, спросил: «Правда ли, что военный министр дал расписку банкиру Утину на покупку у него (правильней – через него) за 7,5 миллиона рублей станков для приготовления винтовок?»

Я ответил, что я ничего не знаю, но что по закону военный министр лично никаких сделок делать не может, что все вопросы о покупках или заготовках, по представлению соответствующего главного управления, рассматриваются и разрешаются Военным советом, в котором военный министр заседает как председатель.

Великий князь мне тогда сказал: «Закон и я знаю. Знаю, что так полагается, но я вас спрашиваю опять: известно ли вам, что военный министр единолично совершил покупку у Утина на 7,5 миллиона рублей?» – «Нет, мне ничего не известно, и я полагаю, что здесь какое-то недоразумение. Я не могу поверить, что военный министр мог это сделать». – «Ну, я вам говорю, что он это сделал. Я вам прочитаю сейчас копию с расписки, которую Сухомлинов дал Утину». После этого Великий князь прочитал мне содержание этой расписки.

Я вновь выразил свое сомнение. Тогда Великий князь мне сказал: «Я вас очень прошу выяснить этот вопрос и мне сообщить о том, что вы узнаете. Во всяком случае, я буду докладывать об этом Государю».

Прямо от Великого князя я поехал к военному министру и рассказал ему мой разговор с Великим князем. Сухомлинов категорически мне сказал, что это ложь, что он никакой расписки не выдавал.

Я сказал об этом по телефону Великому князю Сергию Михайловичу. В ответ на это Великий князь вновь мне сказал, что он ручается за верность того, что он мне сказал, и что если до 12 часов следующего дня он не получит разъяснения, он поедет докладывать Государю. Положение создавалось тяжелое, и у меня возникла уверенность, что Великий князь без серьезных и точных оснований так не говорил бы.

С другой стороны, я был уверен, что лично Сухомлинов этот вопрос не мог бы решить и вряд ли расписка была составлена в его личной канцелярии. Кто же мог об этом знать? По положению, должен был бы знать я, как начальник Канцелярии Военного министерства и докладчик в Военном совете по всем вопросам, возбуждаемым главными управлениями. Но я ничего не знал. Пришло мне в голову, что этот вопрос, может быть, прошел или через помощника военного министра генерала Вернандера (но последний всегда ставил меня в курс всех вопросов, попадавших к нему), или начальника Организационного отдела Беляева (он же в это время исполнял должность начальника Генерального штаба), который довольно часто вмешивался не в свои дела.

Спросил по телефону Вернандера – ничего не знает. Позвонил Беляеву, и от него услышал, что действительно это проходило через его руки. Сказал ему, что сейчас же к нему приеду, и попросил вытребовать из Организационного отдела соответствующее дело.