Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Хозяйственные постройки были небольшие, но хорошие и удобные. В большом количестве разводилась своя птица (куры, индюки, гуси, утки). Держалась одна лошадь для поездок самой хозяйки или ее сыновей и небольшой, но удобный шарабан. Имелся другой удобный экипаж, лошадей для которого (на дальние поездки и на станцию) нанимали у крестьян села Доманина. Держалось две коровы. Был отличный погреб и ледник. Анна Николаевна была отличной хозяйкой и с помощью своей Аннушки (экономка и в то же время прекрасная кухарка) заготовляла массу всяких солений, варений, печений.

Село Доманино было близко настолько, что было нетрудно пользоваться выгодами иметь селение рядом (нанимать лошадей, получать молоко или птицу – если своих не хватало, иметь рабочих, приобретать от баб грибы и всякую лесную ягоду.), но настолько отдаленно, что не чувствовалось близости грязных и подчас вонючих крестьянских дворов. Примерно в полутора верстах в противоположную сторону от селения, на высоком месте, рядом с погостом, находилась на живописном месте очень уютная и мило построенная церковь. Священник был симпатичный человек и отличный пчеловод. Пасека его могла считаться образцовой.

Кругом тянулись отличные леса, и прогулки в окрестностях были очень красивы и приятны. Рядом, верстах в трех-четырех, было отличное имение Грессера (брата бывшего петербургского градоначальника), а немного дальше еще более устроенное имение адмирала Епанчина (отца генерала Епанчина, у которого я был начальником штаба, когда он командовал 42-й пехотной дивизией). Соседство Грессеров и Епанчиных было для А.Н. Ронжиной очень приятно. Около самого села Доманина было еще небольшое имение разорившихся помещиков Подушкиных; одна из девиц Подушкиных (довольно престарелая девица) очень привязалась к Анне Николаевне и являлась ей большой помощницей в устройстве и проведении различных хозяйственных дел.

Проводить время у Анны Николаевны в Доманине было удивительно приятно. Отправляясь в гости к Анне Николаевне, было принято привозить в хозяйство что-либо съестное и полезное, дабы особенно не объедать милую и гостеприимную хозяйку. На этой почве я вспоминаю бывшее у меня приключение.

Собравшись дня на три-четыре погостить в Доманине, я купил небольшой окорок, каких-то еще закусок и коробку конфект. Все это было упаковано в один пакет. Сев вечером в поезд, я заметил, когда носильщик устраивал мои вещи на сетке в купе, что рядом с моим пакетом с продовольствием уже лежал на сетке другой пакет, по наружному виду очень похожий на мой, но только раза в два больше. В купе сидел какой-то господин. Когда поезд тронулся, я, занимавший нижнее место в купе, приказал проводнику устроить мне постель. Мой компаньон по купе, не устраивая постели и не раздеваясь, полез на верхнее место. Когда проводник вагона разбудил меня перед Акуловкой, моего компаньона по купе уже не было; кто он такой и где он высадился, я не знал.

Приехав в Доманино, я передал Анне Николаевне привезенный мною пакет. Напившись кофею, я с моим приятелем Иваном Ронжиным поехали на целый день на охоту.

Вернулись мы к ужину; кроме меня, в гости к Анне Николаевне приехала еще целая компания (не помню кто, но, кажется, три дамы и какой-то господин). Когда я, переодевшись, вышел в гостиную, Анна Николаевна отозвала меня в другую комнату и сказала: «Спасибо, Саша, что ты так вовремя привез пакет с продовольствием. Меня это очень выручило. А то гости привезли только конфекты, а у меня никаких закусок и деликатесов не было; они же любят поесть. Мне только очень совестно, что ты так разорился и навез такую массу всякой прелести. За это следовало бы тебя даже выбранить». Я сконфуженно ответил, что мое «продовольствие» совсем скромное, и я не понимаю, за что А.Н. считает, что меня даже следовало бы выбранить.

Мы были в это время около столовой, где Аннушка уставляла стол разными яствами. «Как за что? – раздался голос Аннушки. – Да за все это!» Я вошел в столовую и обомлел. На столе, на блюдах, красовались два больших окорока (один вестфальский, а другой обыкновенный), большой кусок отличной паюсной икры, прекрасный сиг, коробка омаров, сардинки.

Аннушка добавила: «Часть закуски и торт я припрятала, чтобы оставить на завтра для вас и Ивана Александровича; припрятала также вино, кюмель и английскую горькую.» Я стоял с раскрытым ртом.

«Анна Николаевна, да это не мой был пакет. Мое приношение было более скромное!» Анна Николаевна ахнула. Был вызван ее сын, и, переговорив, мы решили, что ничего сделать нельзя и только надо выпить за здоровье неизвестного благодетеля. Много было смеха, и мы представили горе неизвестного господина, когда он обнаружил, что ошибся пакетом.

«Видно, что „благодетель“ богат. Винить он может только самого себя. А в другой раз он исправит свою вину и привезет по назначению еще лучшее подношение, чем то, которое он так глупо проворонил».