Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

В гостинице «Метрополь» разместили нас довольно сносно. Арестованных было много. Кроме главных – Корнилова, меня и Романовского – арестовали еще товарища министра путей сообщений Кислякова⁴³, 2-го генерал-квартирмейстера Плющевского-Плющика, члена 1-й Государственной думы Аладьина, нескольких офицеров Генерального штаба и весь состав Исполнительного комитета союза офицеров, находящийся в Могилеве. В Бердичеве были арестованы главнокомандующий Юго-Западным фронтом Деникин, его начальник штаба Марков, командующие армиями Эрдели и Ванновский и с ними еще несколько человек.

Для расследования нашего дела была назначена следственная комиссия под председательством главного военного прокурора Шабловского. Членами этой комиссии были назначены военные следователи, полковники Украинцев⁴⁴ и Раупах⁴⁵.

Внутреннюю охрану нашего арестного помещения нес Текинский конный полк. Надо сказать, что генерал Корнилов, говоривший по-текински, пользовался громадной популярностью в полку; его текинцы называли «наш бояр».

Первоначально для охраны нас хотели назначить Георгиевский полк, но текинцы предъявили категорическое требование, чтобы внутреннюю охрану предоставили им. В этом отношении нам помог председатель следственной комиссии Шабловский, настоявший, чтобы против непосредственной охраны нас текинцами не возражали. Охрана от Георгиевского полка выставлялась снаружи помещения.

После первых же допросов, произведенных членами следственной комиссии, выяснилось, что все они относятся к нам в высшей степени благожелательно. От них же мы узнали, что Совет рабочих и солдатских депутатов настаивает на самом срочном производстве следствия и предания нас военно-полевому суду; что Керенский также считает, что мы подлежим военно-полевому суду; что следственная комиссия постарается затянуть следствие насколько только это будет возможно и будет настаивать на гласном нормальном суде.

Для нас, конечно, было понятно, что и для Совета рабочих и солдатских депутатов, и для г-на Керенского совсем не улыбается доводить дело до нормального суда, на котором выяснится вся истина. Для них нужен был скорейший над нами военно-полевой суд и расстрел.

Нас, в первые дни после нашего ареста, спасло то, что мы были арестованы в двух группах: в Могилеве и в Бердичеве. Нужно было все же предварительно допросить на местах, не соединяя арестованных вместе. А на это требовалось время, и следственная комиссия не спешила.

В это же время во всей печати была поднята кампания против предполагавшегося предания нас военно-полевому суду и появился ряд статей, объяснявший действительный смысл всего того, что произошло. Керенскому не считаться с этим было трудно. Но все же до самого конца пребывания своего у власти он проводил мысль о необходимости судить нас военно-полевым судом. Это мы знали от членов следственной комиссии.

Между тем пребывание наше в Могилеве стало волновать Могилевский и Петроградский Советы рабочих и солдатских депутатов.

Дело в том, что в Могилеве находился Корниловский ударный полк⁴⁶. Этот полк был сформирован из добровольцев на фронте, в 8-й армии, когда ею командовал генерал Корнилов. Полк был в блестящем порядке, под начальством душою и сердцем преданного генералу Корнилову капитана Генерального штаба Неженцова⁴⁷. По одному знаку генерала Корнилова полк пошел бы куда угодно. Ежедневно, около 12 часов дня, полк, возвращаясь с учения, проходил перед гостиницей «Метрополь» и приветствовал криками «Ура!» генерала Корнилова, подходившего к окну.

Всем было ясно, что если б генерал Корнилов захотел, то, с помощью Корниловского и Текинского полков, он мог бы не только когда угодно уйти из-под ареста, но и арестовать прибывшего в Ставку г. Керенского. Было решено нас перевести в Быхов, а Корниловский полк отправить на Юго-Западный фронт.

Командиру полка, явившемуся за приказаниями к своему шефу, генерал Корнилов дал указание подчиниться распоряжению Ставки, сказав, что за безопасность его и всех нас, при наличии текинцев, беспокоиться не приходится.

Во время нашего пребывания в гостинице «Метрополь» ко мне попросил разрешение зайти брат жены Керенского, Генерального штаба генерал Барановский, бывший у меня, в дивизии на фронте, начальником штаба, а в этот период бывший начальником канцелярии у Керенского.

Когда он пришел, я его спросил:

– Что можете сказать, Владимир Львович?

– Могу только повторить то, что уже сказано генералом Корниловым, то есть что все произошло вследствие провокации Керенского.

Перед нашим переводом из Могилева в Быхов, по постановлению председателя следственной комиссии Шабловского, было освобождено значительное число арестованных, никакого активного участия в Корниловском выступлении не принимавших. Из старших чинов были освобождены начальник военных сообщений генерал Тихменев и 2-й генерал-квартирмейстер полковник Плющевский-Плющик.