Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Генерал Алексеев на это сказал, что вряд ли встречается надобность вновь дебатировать этот вопрос, но что, впрочем, если генерал Корнилов находит нужным еще раз поставить его на обсуждение, то он считает необходимым повторить то, что он уже говорил на бывшем уже заседании, то есть что единственно правильным является направление на Екатеринодар, так как в этом направлении легче всего прорвать большевистское кольцо, окружающее Добровольческую армию; есть надежда на соединение с добровольческими отрядами, действующими в районе Екатеринодара; есть полное основание рассчитывать поднять Кубанское войско против большевиков, и, наконец, мы займем богатый во всех отношениях район, который даст нам возможность пополниться, привести себя в порядок, отдохнуть и с новыми силами продолжать борьбу. В случае же если полного успеха мы не добьемся, то Добровольческая армия, во всяком случае, будет в силах дойти до Кавказских гор, и там, если обстановка потребует, можно будет ее распустить.

Я попросил дать мне слово.

Я сказал, что, не возражая по существу против того, что сказано генералом Алексеевым, я должен обратить внимание только на то, что уже теперь при нашей армии, или, привильнее сказать, при нашем небольшом отряде, более двухсот раненых и чрезмерно большой обоз с боевыми припасами и ружьями, который бросить нельзя. Обозные лошади, набранные главным образом в Ростове, уже теперь имеют жалкий вид и еле тянут свои повозки и сани. Что при наступлении на Екатеринодар нам нужно будет два раза переходить через железную дорогу; в первый раз в районе близ ст. Кагальницкой, второй раз где-нибудь около ст. Сосыка. Что большевики, будучи отлично осведомлены о нашем движении, и тут и там преградят нам путь и подведут к месту боя бронированные поезда. Что трудно будет спасти раненых, которых будет, конечно, много. Начинающаяся распутица, при условии, что половина обоза на полозьях, затруднит движение; заменять выбивающихся из сил лошадей другими будет трудно. Наконец, что мы совершенно не осведомлены о том, что происходит на Кубани; возможно, что наш расчет на восстание кубанских казаков ошибочен и нас там встретят как врагов.

Я выразил сомнение, вследствие причин мною изложенных, в правильности решения идти теперь прямо на Екатеринодар. Я высказал, что лучше всего поступить так, как предполагает сделать походный атаман войска Донского, то есть пока перейти в район зимовников и в этом районе, прикрываясь с севера рекой Доном и находясь в удалении от железной дороги, переформировать нашу армию, исправить и пополнить обоз, переменить конский состав и несколько отдохнуть.

Я сказал, что большевики месяца два нам не будут страшны: они не посмеют оторваться от железной дороги. Если же рискнут на какую-нибудь против нас операцию, то будут разбиты. Месяца же через два, с новыми силами мы, в зависимости от обстановки, которая к тому времени выяснится, примем то или иное решение.

Генерал Алексеев заявил, что решение идти прямо на Екатеринодар является единственно правильным.

Генерал Романовский, соглашаясь с моими замечаниями, сказал, что, признавая правильным идти на Екатеринодар, он полагает необходимым учесть и мои указания и по пути к Екатеринодару постараться проделать в каком-либо районе все то, на что указывал я.

Генерал Корнилов сказал, что он не может не согласиться с правильностью моих замечаний, но не считает правильным идти в район тех зимовников у реки Дона, на которые указывал я, и объявил, что он решает идти пока с армией в район к западу от станицы Великокняжеской, который также богат лошадьми, скотом и хлебом, как и район северных зимовников, и что там он приведет армию в порядок и затем, вероятно, пойдет на Екатеринодар.

На этом совещание закончилось, и генерал Алексеев сейчас же ушел, а вслед за ним разошлись и другие.

Я прошел в комнату к генералу Романовскому, который мне сказал, что генерал Корнилов хочет командировать кого-нибудь в Екатеринодар, дабы подготовить приход Добровольческой армии и договориться с Кубанским правительством, чтобы в будущем не было никаких недоразумений, но что генерал Корнилов не знает, на ком остановиться; командируемое лицо должно быть в курсе всех дел и достаточно авторитетное.

В тот же вечер, около 8 часов, я вновь пошел к генералу Романовскому, чтобы узнать, нет ли каких-либо интересных или важных донесений. Генерала Романовского в его комнате я не застал, и вестовой мне сказал, что он у генерала Корнилова; я пошел в помещение командующего армией.

Войдя в столовую, я невольно остановился: за столом сидели те же лица, кои были и на дневном совещании; не было только генерала Попова и полковника Сидорина, уехавших в свой отряд, и вновь отсутствовал генерал Деникин, который, как я потом узнал, был приглашен на заседание, но, будучи болен, прислал сказать, что прийти не может.

Увидев меня, генерал Корнилов поднялся, придвинул к столу стул и попросил меня сесть. При этом он сказал: