Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Из приехавших к нему офицеров, подвергнув их экзамену и как следует прошпиговав их, он в конце концов остановился на Бонч-Бруевиче. После этого Бонч-Бруевич стал часто приезжать в Конотоп, и М.И. Драгомиров часами с ним разговаривал, давал указания, диктовал. Бонч-Бруевич аккуратно все записывал. Если бы Драгомиров прожил еще год, то, конечно, новый курс тактики был бы «драгомировским», но М.И. скончался в октябре 1905 г., не вполне даже закончив свои указания Бонч-Бруевичу и не видя, во что вылилась работа последнего.

После смерти М.И. Бонч-Бруевич продолжал работу уже вполне самостоятельно, и, когда она была закончена, оказалось, что Бонч-Бруевич прибавлял много «отсебятины», многие свои мысли и выводы прикрыл именем М.И. Драгомирова, и в результате, по справедливому указанию одного из критиков, трудно было определить, где кончается Драгомиров и где начинается Бонч-Бруевич; какие мысли и какие выводы принадлежат М. Драгомирову и какие Бонч-Бруевичу. Критика на эту книгу озлобила Бонч-Бруевича, а тут еще приплелась обида на то, что его «провалили» в попытках его попасть профессором в Академию Генерального штаба.

Незадолго до начала мировой войны он был назначен командиром, кажется, 165-го Луцкого полка. Командиром полка он оказался хорошим. За бой при Золотой Липе он был представлен к ордену Св. Георгия 4-й степени. Дума не утвердила. Новая обида. Затем он получил Георгиевское оружие, и генерал Рузский взял его к себе в штаб 3-й армии генерал-квартирмейстером.

Дальше идет очень быстрое и блестящее повышение Бонч-Бруевича. Рузский берет его с собой в штаб Северо-Западного фронта на должность генерал-квартирмейстера. Скоро он начальник штаба фронта у Рузского (Северного). На этой должности Бонч-Бруевич, по-видимому, очень зазнался. Он был очень резок в своей переписке и сношениях с командующими армиями, и его просто возненавидели. С уходом Рузского (его заменил генерал Куропаткин) звезда Бонч-Бруевича закатилась. Куропаткин просил Ставку (генерала Алексеева) о назначении к себе начальником штаба генерала Сиверса¹²¹, а Бонч-Бруевича представил на армию. Но Алексеев ответил, что Бонч-Бруевич может по своему старшинству получить только дивизию. Бонч-Бруевич обиделся и заявил, что меньше чем на корпус (хотя, мол, и это из попов в дьяконы) он не пойдет. Алексеев отказал и в этом. После этого с назначением Сиверса начальником штаба Северного фронта Бонч-Бруевич был оставлен при Куропаткине в качестве генерала для поручений. Бонч-Бруевич с этого времени обозлился на всех и на вся.

С началом революции 1917 года Бонч-Бруевич делает ставку на «новый режим». Он сначала «верноподданный» Временного правительства, а затем большевиков. Он был одним из первых среди русских генералов, предложивших свои услуги Ленину. При большевиках он сначала делает карьеру. Становится ближайшим сотрудником Троцкого. Большевики в значительной степени ему обязаны организацией и восстановлением боеспособности Красной армии. Потом он сходит со сцены и примерно с 1927 года о нем ничего не слышно.

Наиболее мне близкими сослуживцами по Киевскому военному округу были Владимир Михайлович Драгомиров, Сергей Александрович Ронжин, Яков Александрович Фок, Иван Егорович Эрдели, Владимир Николаевич Петерс¹²², Сергей Николаевич Розанов, Георгий Николаевич Вирановский и Александр Сергеевич Пороховщиков – все офицеры Генерального штаба. Эрдели и Розанов – мои постоянные спутники по охоте. Ронжин – друг моего детства.

В.М. Драгомиров был наиболее талантливым из всех сыновей Михаила Ивановича. Но при его громадных способностях и очень большой работоспособности, у него был один крупный недостаток: он был всегда «в оппозиции» против начальства, а прежде всего, против своего отца. В нем до генеральских чинов сохранялся какой-то мальчишески задорный, «кадетский» характер. То, что быстро выветривалось после окончания корпусов у их бывших воспитанников (кадет), в нем сохранилось, и он даже как-то культивировал этот дух, это свое направление. Он (в период своей службы в Киевском округе) как бы боялся, что ему могут делаться какие-то поблажки, как сыну командующего войсками, что его могут заподозрить, что он может пользоваться своим положением; что его могут выдвигать не просто как Владимира Михайловича Драгомирова, а как сына Михаила Ивановича. У Владимира Михайловича были все данные, чтобы быть блестящим продолжателем работы своего отца, но это не вышло, и виной тому, прежде всего, он сам: от этого, несмотря на все просьбы Михаила Ивановича, он уклонился.

Будучи блестящим офицером Генерального штаба в мирное время, он показал себя таковым же и во время Русско-японской войны. Он отлично командовал сначала Самарским пехотным полком, а затем лейб-гвардии Преображенским. Война 1914 года застала его на должности начальника штаба Киевского военного округа. Перед тем он был генерал-квартирмейстером штаба Киевского военного округа (командующим войсками был Николай Иудович Иванов, а начальником штаба Михаил Васильевич Алексеев).