Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Характер Новицкий имел отвратительный. Насколько знаю, только с одним Ранненкампфом он никогда не ссорился. Про него, кажется, Рузский выразился так: «Новицкий совершенно не приспособлен к общественной жизни. Жить и работать с людьми он не может, но чрезвычайно способен. Жаль, что его нельзя отделить от людей и пользоваться его работой, держа в клетке. Новицкий как начальник будет несносен. Далеко не пойдет, так как наверно сломает себе шею».

В штабе Киевского округа Новицкий был живой энциклопедией. Обладая колоссальной памятью и будучи широкообразованным, он был лучшим исполнителем сложных работ. Все касающееся Австро-Венгрии и ее армии он знал великолепно. На этой почве, я помню, произошла драма между ним и начальником штаба Шимановским.

Во время одной из военных игр Шимановский спросил кого-то из офицеров Генерального штаба об организации австро-венгерской артиллерии. В ответе офицера Шимановский усмотрел какую-то ошибку и сделал резкое замечание. Офицер обиделся и ответил: «Ваше Превосходительство, только сегодня я узнал от полковника Новицкого изменение в организации австро-венгерской артиллерии и вам сделал доклад на основании этих новых данных». Шимановский приказал позвать Новицкого. «Вы сказали капитану N. о том-то?» – «Да, Ваше Превосходительство, это я сказал». – «Как вам не стыдно, будучи старшим адъютантом отчетного отделения, не знать организации армии нашего вероятного противника! Я вами недоволен. Можете идти». Обиженный Новицкий хотел что-то сказать, но Шимановский повернулся и сам ушел из комнаты.

Новицкий почувствовал себя страшно оскорбленным. Он только накануне получил сведения о некоторых изменениях в организации австрийской артиллерии, доложил об этом генерал-квартирмейстеру и познакомил с полученными данными собравшихся на военную игру офицеров. По-видимому, Рузский не успел или забыл доложить об этих изменениях Шимановскому.

Новицкий пошел в свой служебный кабинет, написал прошение на Высочайшее Имя об увольнении со службы по домашним обстоятельствам, дал его переписать писарю «пером рондо», подписал и понес к Рузскому. Рузский его внимательно выслушал, начал было возражать против принятого Новицким решения, но, встретив упорное сопротивление и зная характер Новицкого, сказал: «Хорошо, я передам ваше прошение начальнику штаба». Затем, как бы неловким движением, Рузский опрокинул чернильницу, и чернило залило прошение. «Простите мою неловкость, но в таком виде давать прошению ход нельзя; возьмите его и прикажите переписать. Сегодня я занят, а вы мне его принесете завтра в 12 часов дня». Рузский сейчас же доложил Шимановскому, и на другой день, в 11 часов утра, когда все собрались для продолжения военной игры, Шимановский вызвал Новицкого и в присутствии всех перед ним извинился. Инцидент был исчерпан.

Когда Новицкий был назначен начальником штаба 11-й кавалерийской дивизии, начальником которой был немец, кажется фон Бадер¹¹⁷, говоривший по-русски с сильным немецким акцентом, между начальником дивизии и его начальником штаба начались непрерывные недоразумения, некоторые из которых начинали принимать очень острый характер. Оба они возненавидели друг друга. Начальник штаба округа решил перевести Новицкого на другое место; представление в Петербург было сделано, но разразился новый, невероятный скандал. Получены были телеграммы и от Бадера, и от Новицкого, что они ходатайствуют об увольнении в отставку. В Луцк был послан генерал для производства расследования. Оказалось, что во время доклада Новицкого Бадеру последний внезапно пришел в раж и, схватив чернильницу со стола, запустил ею в своего начальника штаба; чернильница пролетела мимо.

Полковник Новицкий при расследовании дела показал, что у него с Бадером сложились действительно очень скверные отношения, но почему запустил Бадер в него чернильницей, он совершенно недоумевает: при этом докладе у него никаких недоразумений с начальником дивизии не было, что он держал себя совершенно корректно и совершенно не понимает, что случилось с начальником дивизии. Что он, Новицкий, не имея возможности вызвать на дуэль своего начальника дивизии, хочет выйти в отставку, чтобы потребовать от Бадера удовлетворения. Бадер подтвердил, что на докладе, окончившемся «чернильницей», Новицкий был действительно вполне корректен, но что «выражением своего лица он выказывал мне такое презрение, что я не выдержал и пустил в него чернильницей». Бадер заявил, что он сам не понимает, как все это случилось, но признает, что он виноват и не может оставаться на службе в роли начальника дивизии.