Очерки о биологах второй половины ХХ века

Семинары тоже, как правило, были открытыми. Я помню только одну группу в одной из биологической лаборатории, которая начала проводить семинары за закрытыми дверьми, потому что этот небольшой женский коллектив боялся «нахалов» мужского пола из другой половины лаборатории, любивших задавать вопросы и острить по разным поводам. На семинарах разрешалось прерывать докладчика вопросами, если что-то было не понятно или, если не были чётко сформулированы понятия, не объяснены незнакомые физикам биологические термины, а биологам – физические, или не сформулированы цели работы. Физики и химики обычно задавали вопросы активнее и чаще. Кстати, В. А. Энгельгардт постоянно задавал вопросы на учёных советах, причём он никогда не боялся проявить незнание, он просто хотел точно понять то, что он, занимавшийся ранее биохимией, не знал в области генетики, клеточной биологии или биофизики. На семинарах, где встречались слушатели с разным образованием, на учёных советах, были завсегдатаи-вопросители. К их числу относился хотевший понимать всё то, что он слышит, химик Я. М. Варшавский. Было занятно и доставило удовольствие биологам, когда однажды он «сел в калошу». В 1960 г. он привел в нашу Лабораторию цитологии и цитохимии профессора Л. А. Блюменфельда, доктора химических наук, только что избранного заведующим новой кафедрой биофизики физического факультета МГУ. Они попросили показать им митоз под микроскопом. Сотрудница И. А. Уткина, М. Г. Чумак, поставила под микроскоп препарат роговицы глаза мыши, на котором была хорошо видна клетка на стадии анафазы митоза с красиво расходящимися хромосомами. Профессор Я. М. Варшавский посмотрел в микроскоп и закричал Блюменфельду: «Лёва, иди, смотри скорее, а то они разойдутся!». Хозяйка препарата торжествующе объяснила, что никуда они уже не разойдутся, что это «фиксированный» препарат, заключенный в канадский бальзам. Не всегда же химикам быть умнее биологов!

Заседание учёного совета Института, 1963 г. Выступает Л. А. Тумерман, сидят: А. А. Прокофьева-Бельговская, А. А. Баев, В. В. Гречко, Б. П. Готтих, М. Н. Мейсель, М. Я. Карпейский, Я. М. Варшавский, А. В. Зеленин, В. И. Товарницкий (затылком к читателю). (Здесь и далее – из архива ИМБ им. В. В. Энгельгардта, РАН).

Профессор Л. А. Тумерман.

Кстати, я вспоминаю слова физика, профессора Льва Абрамовича Тумермана. Он говорил: «Мне легче иметь дело с биологами, чем с химиками. У химиков какое-то альдегидное мышление!». Лев Абрамович вообще любил эпатажные высказывания. «Вы знаете, что я сделал бы, если бы меня назначили премьер-министром хотя бы на полчаса? Я бы сразу запретил бокс и отменил учёные степени!», – говорил он, победно улыбаясь. При Сталине он был арестован и реабилитирован в 1955 г. Как-то он сказал мне, что когда его освобождали из тюрьмы, он отказывался покинуть тюрьму, пока ему не принесут том кого-то из классиков марксизма, чтобы доказать следователю, что он, Л. А. Тумерман, прав. Насколько я помню, речь шла о том, что он нашёл какое-то противоречие у Ленина с Марксом.

Но вернёмся к стилю семинаров. Семинары в лаборатории А. А. Прокофьевой-Бельговской проходили очень активно, с вопросами и спорами. Тон задавали её молодые сотрудники. Однако и 60-летняя, а потом 70-летняя Александра Алексеевна не отставала. Она была прекрасным полемистом и обладала чётким умом и юмором. О ней в этой книге написан отдельный очерк. Регулярными и строгими по стилю были семинары в лаборатории А. Д. Мирзабекова, в которую в 1973 г. влилась группа А. А. Прокофьевой-Бельговской. Строгими – это не значит, что на них нельзя было задавать вопросы по ходу докладов. Но Андрей Дарьевич не давал заниматься демагогией по ходу дискуссии. А на семинарах у Прокофьевой-Бельговской демагогия по ходу дискуссий случалась. А что касается юмора, то Андрей Мирзабеков обладал и чувством юмора, и тактом.

Газета «Правда» нас осудила и ошиблась!

В 1965 г. Институт был переименован в Институт молекулярной биологии АН СССР. Энгельгардт избавился от беспокоившей его обязанности заниматься действием радиации на живые клетки, хотя именно радиобиологическая тематика (как одно из направлений работы) была изначальным условием создания Института. Позднее, когда Институт биофизики АН переехал из Москвы в Пущино, из этого института к нам перешли две группы. Одна из них – физики, занимавшиеся рентгеноструктурным анализом белка во главе с к.ф.-м.н Н. С. Андреевой, ставшей позднее доктором наук. Другая группа – во главе с кандидатом технических наук Л. Б. Каминиром, занимавшаяся проблемами анализа оптических изображений (в союзе с Государственным оптическим институтом).