Очерки о биологах второй половины ХХ века

Кстати, о физиках: один из них, Л. А. Остерман, по собственной инициативе читал лекции для всех желающих в Институте (но слушатели приходили и из других институтов) о физических методах, применяемых в молекулярной биологии: об электрофорезе, высокоскоростной седиментации, наверно – о спектрофотометрии и т. п., и потом издал книгу-руководство по этим методам. У него не заладилась творческая экспериментальная работа в лаборатории А. А. Баева, и он нашёл себя в преподавательской работе, важной для повышения квалификации исследователей в области, насыщенной физическими методами. И это было правильным решением для реализации его способностей.

Институт – участник мировой науки

В. А. Энгельгардт и ведущие научные руководители Института сразу задали своим лабораториям высокие требования к планируемым исследованиям: работать на мировом уровне в контакте с ведущими зарубежными учёными, которые, надо сказать, сразу же с интересом и удовольствием начали посещать наш Институт. Институт стал инициатором и организатором двухсторонних симпозиумов по разным аспектам молекулярной биологии. Это были симпозиумы СССР-ФРГ, СССР-Франция, СССР-Италия. Они чередовались с симпозиумами ФРГ-СССР, Франция-СССР, Италия-СССР, проходившими, соответственно, в тех странах. Главным или, по крайней мере, важным организатором и действующим лицом двусторонних симпозиумов был Александр Александрович Баев. Можно было сколь угодно удивляться, но этот человек, начавший новую жизнь в пятидесятилетнем возрасте, ставший академиком в 68 лет, был удивительно собран, деловит и, казалось, никогда не отдыхал.

В. А. Энгельгардт, Г. П. Георгиев, Я. М. Варшавский. 1979 г.

Пожалуй, наиболее отчётливое ощущение состоявшейся, а не только желаемой (как во время Биохимического конгресса в 1961 г.), причастности Института к мировой науке возникло у меня тогда, когда Г. П. Георгиев сделал доклад на учёном совете Института об открытии в его лаборатории участков ДНК дрозофилы, названных авторами мобильныыми диспергированными генами. Это было в 1976 г. Учёный совет заседал в кабинете В. А. Энгельгардта. Георгиев доложил работу, которая в его лаборатории выполнялась силами старшего научного сотрудника Ю. В. Ильина и его аспиранта Н. Чурикова. Они разрезали геном дрозофилы на много фрагментов сайт-специфическими рестриктазами (эти ферменты были введены в практику в начале 70-х гг.), клонировали эти фрагменты и предполагали их картировать на хромосомах дрозофилы. Цитологическое картирование на политенных хромосомах дрозофилы проводил бывший студент-дипломник А. А. Прокофьевой-Бельговской Евгений Ананьев (уже ставший к 1976 г. кандидатом наук), работавший в это время в группе В. А. Гвоздева, в лаборатории Р. Б. Хесина (ИМГ АН СССР). Ананьев получил визуальные доказательства того, что один из меченых тритием ДНК-клонов имеет множественные места локализации на хромосомах, причём сайты локализации оказались специфичными для разных генетических линий Drosophila melnogaster. Я не знаю, кто из причастных к этой работе исследователей вспомнил о полузабытых и малопонятных тогда работах Б. МакКлинток, утверждавшей, что у кукурузы есть генетические элементы хромосом, которые могут менять места своей локализации, но Георгиев и его соавторы назвали обнаруженный ими мигрирующий ДНК элемент «мобильным диспергированным геном» (мдг1). Это было «переоткрытием» мобильных элементов генома у эукариот – подтверждением правильности открытия Б. МакКлинток, которое она сделала, изучая геном кукурузы, и сформулировала его в 1951–1952 гг., за 25 лет до упоминаемого доклада Г. П. Георгиева. Одновременно с советской группой исследователей аналогичную работу в США так же на хромосомах дрозофилы выполнили Д. Хогнес и Дж. Рубин. В результате понятие о мобильных элементах генома вошло в число основных положений генетики.

Профессор М. Я. Карпейский даёт объяснения на модели фермента. 1979 г.

Слушая доклад Г. П. Георгиева, я с удовольствием отметил, что вместо общих представлений о тотальной гигантской и гетерогенной ядерной мРНК (выделенной, например, из печени безымянной крысы) и подобных категорий, которыми до сих пор оперировал он и его сотрудники, в этом докладе речь шла о частной молекулярной генетике Drosophila melanogaster. При этом докладчик сделал квалифицированное введение о дрозофиле, как о классическом объекте генетики. Конечно, у Г. П. Георгиева были компаньоны, хорошо знающие генетику вообще и генетику дрозофилы в частности: Р. Б. Хесин, В. А. Гвоздев, Е. В. Ананьев, но и слава Богу! В результате этой совместной работы наконец-то в Институте, уже давно гордящемся передовым характером исследований, произошло соединение молекулярной биологии абстрактной ДНК с генетикой, с хромосомами, да ещё и на примере классического объекта генетики – дрозофилы!