Очерки об англо-американской музыке. Том 1. Фолк-возрождение, книга первая: Отцы-основатели

Вот напротив меня — человек, о котором известно, что еще в самом начале шестидесятых он, совсем молодым, без денег, с одним только желанием играть и петь, приехал в Лондон и стал одним из наиболее ярких музыкантов эпохи. У него учились, у него заимствовали, им восхищались и ему подражали все те, кого столь поспешно возвели в ранг суперзвезд. Кто знает, кем бы стал тот мальчишка с фотографии на альбоме, не постигни его столь печальная участь? В то же время сам Дженш не стремился попасть в чарты или занять высокие рейтинги, ни с кем не соперничал и ни за кем не гнался. В 1968 году вместе с Ренборном и другими музыкантами он создал одну из наиболее высококлассных и совершенных групп, которая оставила нам несколько высочайших образцов искусства… А в это время гремели иные имена и названия, и музыка гремела иная. И что же! Прошло всего три десятка лет(!) — и все становится на свои места. На места, уготованные не нами, смертными, а Творцом, и вот упертый и невежественный мир нехотя, но верно выправляется, выравнивается и выстраивает ценности в единственно верном порядке, и из небытия всплывают действительные, а не мнимые герои, и вот уже Промысел берет первого попавшегося Ему под руку и отправляет в Лондон, чтобы тот разыскал этих героев и успел рассказать о них… И обнаруживается, что пластинки музыкантов Фолк-Возрождения — самые недоступные, что за ними идет охота, что на их поиски приезжают в Англию со всего мира… И об этих музыкантах пишут книги, к ним приковывается все большее внимание, их разыскивают, чтобы взять интервью, а фирмы грамзаписи переиздают альбомы на компакт-дисках, и те быстро раскупаются… Но уже нет среди нас Джексона Франка, Сэнди Булла, Джона Фэхея, и многие другие уже тоже ушли, и теперь с ними не встретишься, не посмотришь в глаза, не услышишь голос… А еще десять лет пройдет…

…Я сфотографировал Берта Дженша и попросил, чтобы он показал мне свои кисти. Он послушно подал мне руки. Я их разглядывал и ощупывал…

Где та мощь, которую я отразил в главе о Дженше? Где мускулы и где сила его железных пальцев, которые плотно прижимают струны к грифу и выщипывают жесткие и хлесткие звуки? Ничего этого не оказалось! Пальцы у Берта нежные, кисти ровные и спокойные, в них нет напряжения, нет тревоги и смятения, нет дрожи и нет вызова… И что же? Он сказал, что сейчас его пальцы ослабели, так как несколько месяцев назад в Лондоне прошел ливень, который длился всего час, но успел затопить его дом и студию, так что он, вместе с женой Лорен, занимался все это время ремонтом — побелкой, покраской, шпаклевкой, — и мало играл…

Мы вышли из кафе и пошли в сторону многолюдной Чаринг Кросс Роуд. Дойдя до нее, свернули налево и направились в сторону метро. Берт шел все той же пружинистой походкой, по пути показывая, где он играл, и даже показал дом, в котором когда-то жил. Мы дошли до станции «Leicester Square», несколько минут постояли у входа, затем простились, и Дженш по ступеням пошел вниз, тотчас растворившись в толпе…

Сохо, Лондон, 8 февраля 2003 г.

Заключение

Хорошо это или плохо, но для большинства моего поколения всякое упоминание об Англии ассоциируется не с образом грузного Сэра Уинстона Черчиля, не с Королевой (да простит Ее Величество), и не с футболом… При слове «Англия» в нашем воображении тотчас всплывает образ битлов. Для этого больше чем сами рок-музыканты постарались коммунистические правители, заковав в цепи необозримую страну, заточив ее народы в гигантской расщелине от Вислы до Тихого Океана и погрузив ее истерзанное войнами и революциями пространство в разлагающий раствор из лжи и насилия. Что мы слышали? Что видели? Чем дышали?..

Не знаю, найдется ли мастер слова, которому окажется под силу поведать об этом остальному миру, да и нам самим, но одно несомненно: отлученные от Истины, оставаясь в нищете и одиночестве, мы выживали, потому что не переставали искать правду. Каждый — свою. Хриплый ли голос народного барда Владимира Высоцкого, наш ли славный русский хоккей конца шестидесятых или Пушкин и великая литература XIX века, — все это спасительные окопы нашего скорбного существования, и среди самых живительных — неистовый, свежий, откровенный, раздирающий душу и пьянящий сознание — голос Битлз! Уверяю, никто в целом мире не слушал и не слышал их так, как слышали их в России… И не любили их так нигде, как у нас. Мы их любим еще и сейчас, и будем благодарны им, покуда будем жить сами, и никого так не оплакивало мое поколение, как Джона Леннона…