Очерки об англо-американской музыке. Том 1. Фолк-возрождение, книга первая: Отцы-основатели

Чтобы закончить тему оформления его ранних пластинок, я решил узнать, что скрывается за названием «It Don’t Bother Me» (Это меня не волнует), и связано ли название с фотографией на лицевой стороне конверта: на переднем плане унылый Берт сидит на стуле, равнодушно отвернувшись от двух девиц. Я сказал, что подобная фотография и название придают всему двусмысленность…

Дженш ответил, что девушка там всего одна — будущая жена Джона Мартина, а кроме нее там есть мальчишка, который, к несчастью, умер через месяц после этой съемки. Берт даже не помнит его имени. Парень был поклонником Дженша, приходил и просто слушал, как Берт играл, быть может, сам учился игре на гитаре…

Так я узнал еще одну грустную историю и еще раз убедился, сколь наши представления об очевидном, могут быть в действительности от него далекими… Быть может, поэтому я признался Берту, что опасался встречи с ним, так как встреча с героем повествования, к тому же не литературного, может закончиться печально. Наши представления о героях обычно близки к идеальному. Мы сами создаем эти образы и совершенствуем их по мере собственного роста, и нередко эти образы превосходят самих кумиров. В этом случае всякие контакты противопоказаны, так как могут разрушить идеальное представление о герое или изменить его. С героями лучше не встречаться, так как есть риск остаться на руинах идеального. Оттого удобнее «производить в герои» посмертно. Только в этом случае кумир будет послушен (и равнодушен!) ко всяким суждениям о нем. Отошедший под власть тьмы — он стерпит все…

Я рассказал Берту, как полгода назад решал, кому написать — ему или Ренборну. Полагая, что Дженш менее доступный и не отреагирует на послание, я отправил электронное письмо Ренборну, как мне казалось, более доступному. Вскоре я получил ответ, в котором музыкант выразил готовность ответить на «некоторые вопросы». Обрадованный таким поворотом, я послал Ренборну несколько вопросов относительно его детства, послевоенной жизни, словом, я задал ему вопросы, относящиеся к периоду его становления. И что же? Ренборн не ответил. Хотя мне известно, что письмо он получил. Так вот, его «неответ» привел к тому, что теперь я не могу писать о Ренборне в прежнем ключе… Как натура чувствительная, впечатлительная и легко ранимая, я опасался и встречи с Бертом. Разочарование привело бы к тому, что я навсегда отказался бы от всяких встреч со своими героями… Обо всем этом я рассказал Берту и спросил, был ли он в России…

Дженш никогда не был в России, но очень хотел бы побывать. Он ответил, что отдыхать обычно не ездит никуда, но поехал бы с удовольствием туда, где люди хотели бы, что бы он играл. «Вот если бы там организовать концерт…» — тихо произнес Берт.

…Но как и где его организовать, к кому подойти с подобной идеей и, если даже кто-нибудь организует такое выступление, кто на него придет? Много ли у нас найдется любителей, которые хотя бы раз слышали его имя? Мне известны лишь несколько искушенных коллекционеров, которые считают Дженша полубогом, но это единицы. Все эти вопросы тотчас заполнили мою голову. Я сказал, что повезу его в Пушкинские Горы и Торжок, в Суздаль и Владимир, покажу Новгород Великий и Псков и, конечно, Санкт-Петербург, то есть открою ему Россию и ее людей, архитектуру Древней Руси и наши святые иконы, и где-нибудь в этих блаженных местах обязательно состоится его выступление, и он, один из величайших музыкантов шестидесятых, выступит перед людьми, которые знают цену фольклору, неважно, какой страны это фольклор… «Вы увидите людей, которые никогда не слышали имени Берт Дженш, но которые будут самыми благодарными слушателями и лучше всех в мире поймут Вас, даже не зная английского языка. Россия — бедная страна, но люди здесь самые чувствительные…» — говорил я Дженшу, а он в это время рассматривал фотографии тверских детей на троицких гуляниях и осенние виды Пушкиногорья, приговаривая: «Очень красиво!»…

…Незаметно прошли полтора часа. Я не успел или точнее не смог задать даже малую часть приготовленных вопросов, и в этом смысле моя встреча оказалась провальной. Будь я журналистом какого-нибудь издания, меня бы просто выгнали с работы… Странно, но мне и не хотелось задавать вопросы. Большую часть времени мы сидели молча. Я, глядя на Берта, больше думал о священном явлении, называемом человеческой жизнью, которое часто заменяется упрощенным словом — «биография».