Очерки общественной жизни

— В таком случае докладывайте мне, но сами за­кона не нарушайте! — перебил губернатор и, несколько смущенный, остался наедине со своей совестью.

Совесть говорила ему, что без податей государство существовать не может, та же совесть подсказывала ему, что как будто бы подати чрезмерны, и та же совесть подсказала ему, что, во всяком случае, они должны быть взысканы, иначе совесть начальства будет возму­щена.

А заматерелый исправник в то же время, возвратив­шись домой, весело передразнивал своим домочадцам нового губернатора:

— Закон… закон! — твердил он. — Ужо погоди, как из министерства нагоняй будет!

Однако, новые веяния не замедлили обнаружиться. Заметив, случайно, как полицеймейстер решал какое-то недоразумение с обывателем, так называемым «русским» упрощенным способом, его превосходительство на пер­вый раз сделал внушение, но предупредил, что если еще раз заметит нарушение закона, то, как ни жаль, а придется «по всей строгости законов»…

— Я, ваше превосходительство, ей-богу, только слегка. Если бы вы изволили знать, как с ними трудно!

— Знаю, но наше дело — преодолевать трудности!

— Но отныне, помня приказание вашего превосходи­тельства, я даже мысленно не позволю себе кого-нибудь ударить. Избави бог!

— Уж я прошу вас.

Полицеймейстер ушел не вполне просветленный, но всё-таки значительно успокоенный. И вот чувствует он, проезжая по глухой улице, где красовался беспорядок в виде кучи мусора, как чешется его рука и сколь необ­ходимо дать ей волю. Но в ушах его еще звучат недавние слова — и бедный исполнитель чувствует тоску сомнения в сердце. Как тут быть?.. С одной стороны — «закон», с другой — «беспорядок»…

— Эй вы, любезнейший! — обращается он к меща­нину, давно нарушавшему правила чистоты по своей крайней бедности. — Что же это вы с мусором?

— С каким мусором, ваше высокоблагородие?

— Да с этой горочкой… Ведь я вас просил давно…

Соседи стоят, разинув рты. Такой дипломатический язык был для них неожиданной новостью — и, нату­рально, «улица» пришла тотчас же в изумление.

— Ужо очищу!

— Пожалуйста, любезнейший, не заставьте вас просить.

С этими ласковыми словами добрый начальник, к вящему изумлению публики, берет мещанина за ру­кав и, словно бы собираясь беседовать с ним о предме­тах политики, ведет его в проулок и там, находясь только в обществе нескольких свиней и теленка, неожи­данно отступает два шага назад и делает то движение наотмашь, которого больше всего опасаются русские обыватели, дорожащие переносицей.

— Чтобы к вечеру… скотина! У меня смотри!

— Беспременно… помилуйте!..

В тот же вечер предусмотрительный исполнитель со­брал своих подчиненных и сказал им:

— Если вы будете драться — выгоню вон. Слышали?

— Слушаем, ваше высокоблагородие!

— Чтобы никого!

— Никак нет, ваше высокоблагородие!

— Подождите… Я говорю, чтобы не слыхал!..

— Слушаем, ваше высокоблагородие…

— Как же вы будете наблюдать за порядком?..

— Честью, ваше высокоблагородие… Добрым сло­вом…

— А если доброго слова будет мало?..

— Тогда…

И штат блюстителей порядка умолк, опустив глаза на манер первых любовников Александринского театра во время любовных признаний…

Они друг друга поняли, и совесть каждого подска­зала, что́ делать. Доброжелательный администратор не успевал писать циркуляры и делать увещания… Уже со многими было поступлено по всей строгости законов и, казалось, умиротворение губернии достигло своего возможного зенита, как вдруг в один прекрасный день он получает напоминание о скорейшем взыскании недоимок и о принятии законных мер…

Исправник уже тут, тот самый исправник, который сомневался в законе…

— Отчего не взыскано?..

— Народ бедный, ваше превосходительство!..

— Оно, конечно… но всё-таки вы уж как-нибудь…

— Слушаюсь! — весело подхватывает почтенный старик…

— Только вы смотрите, не нарушайте закона…

— Помилуйте, ваше превосходительство!..

И вслед за тем поскакал в уезд. Что́ было в уезде, какие сцены происходили в деревнях, об этом едва ли нужно говорить читателю, всё это вещи хорошо извест­ные, но, в конце концов, недоимки были собраны, и сияющий старик весело доложил о том его превосходительству.

Узнал ли доброжелательный губернатор стороной о том, что́ произошло в умиротворенном им крае, или по веселому виду исправника догадался, но только, к изумлению подчиненного, он принял это известие сурово и даже не поблагодарил за усердие…

Прошел год, и доброжелательный губернатор подал в отставку… Трудности положения совсем доконали бед­нягу, и, вдобавок ко всему, он так «распустил» губер­нию, что надо было снова подтягивать. Обыватели молча посматривали, когда городовые оделись в новое платье и обнаруживали необыкновенную деятельность в ожида­нии приезда нового… Казалось бы, их должна была интересовать новость дня, но они выказали непонятное равнодушие, за что, впрочем, и были опозорены местным «Листком», обличавшим их в недостатке «самодеятель­ности»… А «доброжелательный» губернатор уехал в Петербург и жаловался на то, что «людей нет» и что «мы не созрели»…

№ 3