Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения.

И так далее. По жанру это городская, комическая баллада (или песня). Замечателен в ней контраст тяжелого «систематического бреда» куплетов и трогательного, «давящего на жалость» припева: Том просит еды и одежки, он озяб и голоден. Отметим также смешение пародийной учености с простонародным языком и духом: скажем, Звезда Любви (Венера), наставляющая рожки Кузнецу (Гефесту), рядом со шлюхами и «хуторским дуболомом». На таких же контрастах построена и роль Тома из Бедлама в «Короле Лире»: бредовые обрывки учености вперемешку со строчками популярных песен, и, как рефрен, жалостные причитания-повторы: «По терновнику ветер холодный летит!» (III, 4, строки 45–45, 99–100), «Тому холодно», «Бедному Тому холодно» (III, 4, строки 58, 84, 150).

В целом, «Песня Тома из Бедлама», монолог сумасшедшего бродяги (или образованного человека, разыгрывающего роль сумасшедшего), прекрасно ложится в третью сцену второго акта и вообще в стиль и сюжет «Короля Лира». Могут возразить: пьеса и так чересчур длинна, а столь длинные номера неоправданно замедляют действие. Но это с нашей, сегодняшней точки зрения. Во времена же Шекспира публика, как правило, никуда не спешила, спектакли шли долго и еще раздувались всевозможными вставными номерами – придворными церемониями, комическими фарсами, фехтованием, потасовками, танцами и пением. К тому же, если пьеса готовилась к показу при дворе (о чем речь дальше), то, учитывая традицию придворных спектаклей-масок, основанных на музыке и живописных костюмах, такая вставка мне представляется вполне уместной. Но, прежде чем развивать эту тему, следует немного коснуться истории шекспировской трагедии.

Перелицовка с новым подкладом

Как известно, до шекспировского «Короля Лира» существовала другая пьеса на ту же тему, игравшаяся в Лондоне еще в начале 1590-х годов и вновь попавшая на сцену и напечатанная в 1605 году под названием «Правдивая повесть о короле Лире и его трех дочерях» (The True Chronicle of King Leir and his three daughters). Сюжет ее проще и прямолинейнее, чем у Шекспира, добрая дочь короля зовется Корделлой, а не Корделией, а о поэтическом стиле пьесы некоторое представление может дать нижеследующий отрывок.

Сцена XXIV. Лир, сопровождаемый верным Периллом, должен сейчас встретить Корделлу, переодетую крестьянкой. Он входит, еле волоча ноги и жалуясь, что «без подкрепленья» сейчас упадет.

Перилл

Ах, господин, как я скорблю душой,Зря вас в таком несчастье и в нужде!
О, коли впрямь вы любите меня
Или достойным можете считать,

[Он заворачивает свой рукав]

Вот плоть моя, в чьих жилах есть еще
И кровь и доблесть, чтоб насытить вас.
Поешьте, чтобы голод утолить,
Смеясь от счастья, стану я смотреть,
Как будете вы кровь мою хлебать.

Лир

 Нет, я не каннибал, чтоб ярым ртомВгрызаться жадно в человечью плоть.
Не Сатана, иль хуже Сатаны,
чтобы такого друга кровь хлебать. ‹…›

Корделла

что слышу я? Сей жалостливый гласЯ, мнится мне, слыхала много раз.

Лир

 Ах, Гонорилья, получив полцарства,Зачем ты хочешь жизнь мою отнять?
Жестокая Регана, разве мало
Тебе я дал, что крови алчешь ты?
Ах, бедная Корделла, неужели
Я обделил тебя уже навек?
Предупреждаю всех – и стар и млад:
Не доверяйте лести никогда.
Девчонки злые, я прощаю вас,
Хотя навряд ли небо вас простит.
Но пред концом прощенья жажду я
Моей Корделлы милой получить.

И Бога, чье величье оскорбил

Я преступленьями тысячекрат,
И девочки моей, что я прогнал
Вон от себя, когда льстецам внимал.
И друга доброго, кого завел
Я поневоле в сей злосчастный дол.