Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв

Таким образом и Фигнер и Тихомиров изображают организацию «Земли и Воли» как организацию по существу террористическую. Именно на землевольческий период падают такие факты, как покушение Соловьева на Александра II, — покушение неудачное, потому что это было последнее покушение, совершенное при помощи револьвера. Дальше уже было решено твердо применять только динамит, и он в конце концов привел к цели.

Характеристику следующего периода, народовольческого, после воронежского съезда, вы найдете в моем четырехтомнике; там история этого съезда вкратце, но в достаточной мере, изложена. После воронежского съезда «Народная Воля» — уже открыто террористическая организация, а деревенщики образовывают партию «Черного Передела», и тут обнаруживается, что действительно революционным центром был террор, ибо «Черный Передел» ничего не дал; ни черного ни какого другого передела чернопередельцы не произвели, не старались даже произвести, не подходили практически к этому делу совершенно.

Начиная с лета 1879 года, знаменитое постановление Исполнительного Комитета «Народной Воли» все силы борьбы сосредоточивает на личности Александра II. Начинается, как я выразился в своей книжке, травля коронованного зверя, кончающаяся 1 марта 1881 года. Перипетии этой травли я описывать вам не буду. Что тут были проявлены со стороны революционеров буквально чудеса героизма, — это мы знаем, и в этом отношении, конечно, эта эпоха была эпической, единственной в своем роде. Но мне хочется указать на другую сторону дела.

Террор, несомненно, предполагал известные материальные средства: нужен был динамит, нужны были лаборатории, а на эти лаборатории нужны были деньги; деньги откуда-то нужно было доставать. Позднее историки «Народной Воли» вроде Богучарского упорно отрицали, что народовольцы откуда-то эти деньги доставали, изображали средства «Народной Воли» как чрезвычайно скудные и т. д. Это, конечно, совершенно неверная картина. Она объясняется всей позицией буржуазных историков русского революционного движения, которые, как я уже упоминал, всеми мерами старались представить это движение возможно более наивным и даже смешным, дабы показать, что революция в России вообще осуждена на неудачу, и что только буржуазные методы, т.е. методы главным образом захождения с заднего крыльца, петиций и т. д., есть единственно действительные методы. На самом деле «Народная Воля», как раньше «Земля и Воля», несомненно, располагала крупными денежными средствами, которые шли из буржуазных кругов. Отчасти некоторые из членов были сами выходцами из буржуазных семей, как, например, Лизогуб и Войнаральский, отчасти были пожертвования буржуазии. Что буржуазия относилась совершенно иначе к революционному движению, нежели крестьянство, — на этот счет Фигнер в своих воспоминаниях дает ряд примеров, которые сама она не суммирует, не объединяет, а приводит отдельно. В одном месте мы видим, что помощь им оказывает нотариус, в другом месте — председатель земской управы, в Третьем случае — член городской управы и т. д. Все они сочувствуют, поддерживают их, укрывают и все они по мелочам дают деньги, а из этих мелочных взносов образовывались порядочные суммы, более порядочные, нежели изображает Богучарский, нежели, до некоторой степени подчиняясь точке зрения Богучарского, изображаю я, ваш лектор, в четырехтомнике. Средства у них были. Материально, значит, они зависели от буржуазии; и эта материальная зависимость от буржуазии мало-по-малу приводит к тому, что «Народная Воля» перестает быть практически социалистической партией. Тут начинаются советы со стороны Желябова, вождя этой «Народной Воли», поменьше говорить об аграрном терроре и вообще об аграрной революции, поменьше писать об аграрном вопросе, — начинается замазывание термина «республика». «Народная Воля» говорит, что она ставит своей задачей только довести народ до учредительного собрания, а там дальше народ сам решит, как ему управляться. Фигнер говорила даже на своем процессе, что вопрос о монархии или республике у них не ставится, неизвестно, какая форма будет, т.е. Фигнер в самый трагический момент своей жизни, когда она стояла перед перспективой виселицы, унижается до позднейшей освобожденческой идеологии, когда тоже не ставили вопроса о монархии или республике, дабы не расколоться. И эта постановка не была ее личным делом, — раньше Желябов точно так же ставил вопрос перед офицерами, чтобы их «не испугать». Идеология типично мелкобуржуазная, и со ступеньки на ступеньку под влиянием того материального фактора, от которого зависела «Народная Воля», начинается понижение лозунгов этого движения. «Единственная наша задача в данный момент, — говорил Желябов, — это добиться демократической конституции. Для этого нам необходимо сочувствие общества. Мы должны поэтому избегать таких шагов, которые могли бы оттолкнуть от нас либеральные общественные круги» (воспоминания Аксельрода).