В связи с этим в 1876 г. при Министерстве просвещения была организована правительственная комиссия с типично бюрократическим названием «Комиссия для обдумывания предложений о мерах к охране на будущее время существующих памятников».
В проектах съездов, Московского общества и министерской комиссии делались попытки перенести в условия России законодательство об охране памятников, существовавшее к тому времени на Западе. Предполагалось, в частности, учредить центральную комиссию по охране и археологические округа для надзора на местах. Работа «Комиссии для обдумывания» кончилась, однако, ничем. Министр финансов решительно заявил, что денег на создание постоянной комиссии по охране памятников нет и не будет, и принятие закона об охране было «отложено до более благоприятного времени»[249]
.После указа 1848 г. только через 40—45 лет последовали новые распоряжения, остававшиеся единственными законами об охране памятников вплоть до самой революции. 11 марта 1889 г. Археологической комиссии (созданной еще в 1859 г.) было дано исключительное право на разрешение и организацию раскопок в России. Комиссии же был поручен надзор за всеми реставрационными работами в церквах[250]
. В 1893 г. надзор за памятниками архитектуры и их реставрацией был поручен также и Академии художеств[251].Значение этих указов было очень ограниченным. Множество архитектурных памятников оставалось в ведении церкви, и в десятках случаев духовенство проводило «реставрацию» зданий, не уведомляя Археологическую комиссию. Древние формы храмов искажались, фрески записывались и соскабливались. Неоднократные повторения Синодом указа, запрещавшего самовольные реставрации, говорят сами за себя. Каждый раз эти повторения вызывались какими-либо новыми фактами вандализма (например, в 1877 г. уничтожением фресок и искажением архитектурных форм едва ли не самого замечательного памятника XII в. — церкви Покрова на Нерли)[252]
.Даже реставрации церквей с участием специалистов были далеки от требований науки. Духовенство хотело, чтобы верующие видели в храмах не фрагменты фресок, пусть даже очень древних, а законченные композиции, хотя бы современной ремесленной работы. В этом направлении на специалистов оказывалось давление, и каких-нибудь 65 лет назад, в 1893—1895 гг., при реставрации памятника первостепенного значения — Софии Новгородской — В. В. Суслов шел на уничтожение фрагментов фресок XII в. и замену их мазней иконописной артели подрядчика Сафонова[253]
. Таким же образом в 1894 г. лишился фресок XII в. и Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском.С памятниками археологии дело обстояло немногим лучше. Закон 11 марта касался только государственных и крестьянских земель. Судьба памятников, находившихся на помещичьих землях, зависела целиком от произвола их владельцев. Курганы и городища не были учтены. Не существовало государственного списка памятников, нигде не было четко сформулировано, какие памятники подлежат охране, что считать памятниками и т. д.
Таким образом, законы 1889 и 1893 гг. ни в коей мере не решали проблему охраны древностей России, как не решали ее и предшествующие распоряжения. Все дореволюционные постановления об охране памятников вызваны какими-то случайными обстоятельствами и характеризуются крайней неопределенностью формулировок. Указ 1822 г. сводился к единовременному выделению средств на реставрацию нескольких архитектурных объектов в Крыму. О дальнейших мерах для охраны древностей Крыма в указе нет и речи. В указе 1848 г., вызванном разрушением кремля в Коломне, сделана попытка дать какие-то общие установки на будущее, но они исключительно расплывчаты: «воспретить разрушение памятников древности и непременно блюсти за их сохранением»[254]
. Что считать памятниками древности, какие категории из них имеются в виду, как надо сохранять древности — все это остается неразъясненным. Неудивительно, что тот же самый Коломенский кремль, о котором шла речь в указе 1848 г., спокойнейшим образом продолжали разрушать и после указа. Так, в 1880-х годах, по решению коломенских купцов, Свиблова башня кремля была разобрана на кирпич для постройки лабазов[255].Теми же недостатками страдают и указы 1889 и 1893 гг. И здесь задача охраны памятников не конкретизирована и не подкреплена созданием системы охраны, не введена и юридическая санкция за разрушение памятников.
Без развернутого законодательства, без правомочного центрального органа охраны и надзора на местах все распоряжения не были действенными. Это постепенно все яснее и яснее сознавалось русскими учеными и всей общественностью.