Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

К этим постоянным условиям, питавшим недовольство служилой массы, как раз в пору появления Самозванца присоединились новые обстоятельства, волновавшие умы. Это были последствия трехлетних неурожаев и голодовки и последствия подозрительности и опал царя Бориса. Ужасы голода, постигшего все государство, описывались много раз и даже, вероятно, не без преувеличений. Но если справедлива хоть половина того, что рассказывали о голоде иностранцы, то надо признать, что размеры бедствия были поразительны. Страдания народа становились еще тяжелее от бесстыдной спекуляции хлебом, которой занимались не только мелкие рыночные скупщики, но и лица с положением – даже архимандриты и игумены монастырей, управители архиерейских вотчин и сами именитые люди Строгановы. По официальному заявлению, сделанному в конце 1601 года, все эти почтенные и богатые люди искусственно поднимали цену хлеба, захватывая в свои руки обращение его на рынках и устраивая «вязку». Много приносили вреда, сверх того, и злоупотребления администрации, которая заведывала раздачей царской милости и продажей хлеба из царских житниц: ухитрялись красть и недобросовестно раздавали деньги и муку, наживаясь за счет голодающих ближних. Если голод, нужда и безработица заставляли многих идти на большую дорогу, сбиваться в шайки и промышлять грабежом, то хищничество богатых и власть имевших людей, о котором, не скрывая, говорили грамоты самого правительства, должно было ожесточать меньшую братью против «сильных людей» и придавало простому разбою вид социального протеста. Именно таким характером отмечена была деятельность разбойничьего атамана Хлопка: с большой шайкой он не только грабил беззащитных «по пустым местом» даже близ самой Москвы, но и много раз «противился» царским посланным, пока не был изранен и взят в плен после правильного боя с большим отрядом окольничего И. Ф. Басманова. Ни он, ни его разбойники «живи в руки не давахуся», кто уцелел от боя, тот бежал на украйну, не принеся повинной. Можно сомневаться в справедливости слов летописи, что «тамо их всех воров поимаша»: в то время на украйне было уже столько народа, подлежавшего поимке и возвращению, что у правительства не могло достать средств не только их переловить, но и просто привести в известность новоприбылое население украйны. По вероятному счету А. Палицына, в первые годы XVII века в украйные города сошло более двадцати тысяч человек, способных носить оружие. Разумеется, не все они вышли из разбойничьих шаек и не все принадлежали к числу «злодействующих гадов», которые, по словам Палицына, бежали в польские и северские города, чтобы избыть там заслуженной смерти. Палицын в изобразительном очерке указывает нам ряд причин, толкавших людей к выселению в пограничные места. В голодное время многие господа распустили свою «челядь», дворовых людей, чтобы не кормить их, и эти люди нигде не находили приюта, так как не получали установленных отпускных; для них украйна была единственным местом, где они чаяли избавиться от нужды и зависимости. Грубые насилия господ над их недавно приобретенными «рабами» и крестьянами, разлучение мужей от жен, родителей от детей, оскорбления подневольных женщин заставляли терпевших искать исхода в побеге на украйну. Наконец, опалы от царя Бориса на бояр вели к конфискации боярских имуществ и к освобождению их дворни с «заповедью» никому тех слуг к себе не принимать. И их, как прочих угнетенных и гонимых, голодных и бесприютных, принимала та же украйна, те же «Польские и Северские городы».

Итак, к давнему населению украинных мест, к большому количеству осевших на рубежах «тамошних старых собравшихся воров» (так презрительно говорит о пограничных жителях старец Авраамий) прилила новая волна выходцев из государственного центра, выброшенная на юг обстоятельствами самых последних лет перед появлением Самозванца. Новые приходцы, только что перенесшие ужасы голодовки, видавшие и на себе испытавшие гнет «сильных людей» и правительственное преследование, могли только обновить на украйне чувства неудовольствия на общественный и правительственный порядок. Этим-то моментом в настроении украйны и сумел воспользоваться Самозванец или люди, руководившие его предприятием. Движение войск Самозванца было направлено именно в Московскую украйну с тем расчетом, чтобы сделать область северских и польских городов операционным базисом для наступления на Москву. Самозванец не смущался тем, что вступал на московскую территорию в самом далеком от Москвы месте литовского рубежа. Он не стремился воспользоваться обычным в ту эпоху прямым путем из Литвы на Москву от Орши через Смоленск и Вязьму, хотя на этом пути и существовал весьма благоприятный для него беспорядок, грабежи и убийства от «белой Руси» и казаков. Он понимал, очевидно, что прямой путь на Москву хорошо обставлен крепостями и потому мало доступен, а далекая от Москвы Северская украйна не только доступна, но и сулит сама поддержку его предприятию. Расчет его оказался совершенно верен, как мы увидим из нижеследующего очерка его похода[75].