Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Смерть Бориса положила конец нерешительности князей-бояр. Только что основанная Борисом династия не имела ни достаточно способного и годного к делам представителя, ни сколько-нибудь влиятельной партии сторонников и поклонников. Она была слаба, ее было легко уничтожить, – и она действительно была уничтожена. Молодой царь Федор Борисович отозвал из войска в Москву князей Мстиславского и Шуйских и на смену им послал князя М. П. Катырева-Ростовского и П. Басманова. Два Голицына, братья Василий и Иван Васильевичи, остались под Кромами. Перемены в составе воевод были произведены, вероятно, из осторожности, но они послужили во вред Годуновым. Войска, стоявшие под Кромами, оказались под влиянием князей Голицыных, знатнейших и виднейших изо всех воевод, и П. Ф. Басманова, обладавшего популярностью и военным счастьем. Москва же должна была естественно пойти за В. И. Шуйским, которого считала очевидцем углицких событий 1591 года и свидетелем если не смерти, то спасения маленького Димитрия. Князья-бояре сделались хозяевами положения и в армии, и в столице и немедленно объявили себя против Годуновых и за «царя Димитрия Ивановича». Голицыны с Басмановым увлекли войска на сторону Самозванца. Князь же В. И. Шуйский в Москве не только не противодействовал свержению Годуновых и торжеству Самозванца, но, по некоторым известиям, сам свидетельствовал под рукой, когда к нему обращались, что истинного царевича спасли от убийства; затем он в числе прочих бояр поехал из Москвы навстречу новому царю Димитрию, бил ему челом и, возвратясь в Москву, приводил народ к присяге новому монарху[82].

Так держали себя представители княжеской знати в решительную минуту московской драмы. Их поведение нанесло смертельный удар Годуновым, и В. В. Голицын даже не отказал себе в удовольствии присутствовать при последних минутах Борисовой жены и царя Федора Борисовича. Но одни бояре не могли бы, конечно, отдать Самозванцу ни войска, ни Москвы и не могли бы направить против Годуновых стихийного движения масс, если бы в недрах этих масс не было соответствующих течений. К сожалению, нет желательного количества данных для того, чтобы изучить эти течения. Измена войска под Кромами и восстание Москвы на Годуновых изображаются источниками не вполне отчетливо.

Мы уже знаем, в каком положении была рать Годунова под Кромами. Она устала от зимнего похода, много болела, теряла людей от побегов и отъездов и получала подкрепления посошными черными людьми. Боевая годность ее была сомнительна как от общего расстройства полков, так и от того, что в ней убывал лучший элемент – поместные дворяне центральных городов – и оставался элемент ненадежный – «ратные люди Северских городов, стрельцы, казаки и черные люди». Так именно изображали состав войска официальные данные 1608 года. Как бы ни была велика численность подобной армии, ее нельзя было считать сильным войском. Этот «flos et robur totius Moscoviae» (так величал эту армию иезуит Лавицкий) был настолько непригляден и слаб, что в его расстройстве надо видеть одно из побуждений измены Басманова. С другой стороны, в армии уже гнездилась измена: в отдельных лицах и частях войско было сильно деморализовано. Мы знаем даже имена перебежчиков, приносивших Самозванцу из полков московские вести: таков был, например, «сын боярский молодой арзамасец Абрам Бахметев», принесший Самозванцу первую весть о Борисовой смерти. У Ис. Массы читаем много подробностей о тайных пересылках под Кромами между осаждающими и осажденными, также между московским лагерем и Путивлем, где был Самозванец. Очень вероятно сообщение Массы, что Басманов, приехав к войску, каждый день рассылал по всему лагерю людей, чтобы выведать настроение рати, и убедился, что большинство уже на стороне Димитрия, а не Годуновых; тогда он стал искать средств передаться Самозванцу без пролития крови.