Так самими обстоятельствами намечались боярские семьи, которым должно было принадлежать первое место в рядах боярско-княжеской реакции в том случае, если бы такая реакция стала возможной. Очевидно, подозрительный Борис боялся ее возможности и угадывал ее вожаков. Покорных ему Шуйских, несмотря даже на свое родство с ними по жене, он всегда в чем-то подозревал. Говорят, что он следил за ними даже тогда, когда они были у него в милости, и подвергал допросам и пытке тех, кто их посещал. Как относился он к Голицыным, достаточно указывает уже то положение, в каком находился при нем В. В. Голицын. Вступление на престол Бориса застало этого князя на воеводстве в Смоленске; возвращенный на короткое время в столицу и возведенный в бояре, он затем был отправлен в Тобольск, где был воеводой в 1603–1604 годах. В сущности, Борис его держал в почетной ссылке, и, конечно, не из чувства доверия к нему[81]
. Но в наших глазах большое значение имеет тот поразительный факт, что Борис не задумался послать всех этих подозрительных князей во главе войск против Самозванца. В походе 1604–1605 годов были Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские, Василий и Иван Васильевичи Голицыны, был и Ф. И. Мстиславский. Значит, Борис при всей своей осторожности не боялся, что эти бояре стакнутся с претендентом на его престол. Между тем существует известие, признаваемое многими за достоверное, что Борис обвинил в подготовке Самозванца именно бояр. Если захотим принять это известие, то нам следует его ограничить. Не князей «великой породы» заподозрил Борис в самозванческой интриге, а другой слой боярства, очевидно тот самый, который он подверг опале и ссылке в 1600–1601 годах. Подтверждение этому служит известный факт из боярских сношений с королем Сигизмундом при Самозванце. В начале 1606 года Самозванец прислал в Краков гонцом дворянина Ив. Безобразова. Отправив посольство от пославшего его «непобедимейшего императора», Безобразов передал королю через Гонсевского тайное поручение, данное ему от Шуйских и Голицыных. Эти знакомые нам бояре жаловались королю, что он дал им в цари человека низкого и легкомысленного, жестокого, преданного распутству и расточительности – словом, недостойного занимать престол. Бояре извещали короля, что они думают, как бы свергнуть этого царя и заменить его королевичем Владиславом. Если предполагать, что князья Шуйские и Голицыны в числе прочих бояр были причастны самозванческой интриге и участвовали в подготовке Самозванца, то каким наивно-дерзким должно было быть подобное обращение к королю! Как бы могли они говорить, а он слушать такие упреки и жалобы по поводу того, что «король им дал» низкого и дурного человека? Удивление бояр и смелость, с какой они высказывали это чувство перед Сигизмундом, становятся понятны лишь в том случае, если мы предположим, что круг Шуйских и Голицыных действительно был чужд затее с Самозванцем. В то время как в далеком Сийском монастыре старец Филарет, очевидно узнав «от всяких прохожих людей иных городов» о появлении и успехах Самозванца, уже с февраля 1605 года оставил жить «по монастырскому чину», стал «всегда смеяться неведомо чему», сердился на монахов и кричал им, что «увидят они, каков он вперед будет», – в то самое время князья-бояре водили войска на Самозванца, бились с ним, проливая даже свою кровь, прогнали его к Путивлю и сами еще не знали о себе, каковы они вперед будут. Очевидно, они в начале войны не сразу освоились с положением и, не зная Самозванца, не тотчас решили, что следует предпринять и как держаться в борьбе нелюбимого ими царя с неведомым царевичем.