Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Очень известен тот небольшой запас фактического материала, каким может располагать историк для изучения избирательной деятельности собора 1613 года. Здесь нет необходимости его пересказывать и после многих и обстоятельных исследований вновь подвергать критическому разбору. Достаточно указать лишь в главнейших чертах ход избирательной мысли. Первым общим решением собора было решение не избирать на престол иностранца. Отвергнуты были и нареченный царь московский Владислав и шведский королевич «за их многие неправды». На очередь стали «великие роды» московского корня, и «бысть по многие дни собрание людем, дела же толикие вещи утвердити не возмогут», по осторожному выражению князя Катырева. Действительно, трудно было решить, который из «великих родов» мог бы превратиться в династию. Мы помним группировку боярских семей и их судьбу. Сторона «княжат», как мы их называли, была вовсе разбита Смутой. Ее руководители, Шуйские и В. В. Голицын, были за пределами государства, в плену у короля. Мстиславский и И. С. Куракин были скомпрометированы близостью к полякам. Один Воротынский мог считаться страдальцем за народное дело, потому что, сидя в осажденной Москве, подвергался гонению от польской власти и изменников. Но он не был на виду в среде главенствовавших княжат, уступая первенство, служебное и родословное, Мстиславскому и Шуйским. Остальные княжата уступали и Воротынскому; из них был заметен только младший Голицын, Иван Васильевич, которого нельзя было, конечно, возвести на престол мимо старшего брата, бывшего в Литве. После польского господства в Москве сторона княжат таким образом лишилась своих «столпов» и потеряла положение у власти. Не в лучшем положении была и другая сторона боярства. Не говоря уже о годуновском роде, который совершенно упал после гибели Бориса, и о Шереметевых, которые разбрелись по всем лагерям и партиям, даже Романовы переживали тяжелую пору. Глава их Филарет был с Голицыным в плену; его брат Иван сидел с поляками в Москве, а сын, выпущенный из кремлевской осады, укрылся с матерью и с ее родней, Салтыковыми старшего колена, в Ипатьевском монастыре. Вся семья Романовых имела вид гонимой и угнетенной, а их родственный круг, князья Черкасские, Сицкие, Лыков, разбились по разным станам. Как и княжата, романовский круг потерял своего главу и свое единство. Из среды боярства поэтому нельзя было ждать никакой попытки овладеть настроением Земского собора или захватить в свои руки политическую инициативу. Боярство, «князь Ф. И. Мстиславский с товарищи», даже не было на первых заседаниях собора. Зато на смену ему жизнь создала новые авторитеты. Пожарский, Трубецкой и другие «начальники» земских и казачьих полков заменили собой старых «бояр» в опустошенном Кремле. На место «думы» там стал ратный совет. Естественной в то время была мысль, что кандидатами на царство могут быть не только старые думцы, но и новые «начальники». Есть свидетельства, что такая мысль была тогда в ходу. Неизвестно, думали ли так сами «начальники», но не подлежит сомнению, что главные из них, особенно же Пожарский, принадлежали к стороне княжат и не могли искать кандидатов на царство за пределами Рюрикова или Гедиминова рода. Их влияние на собор должно было действовать именно в таком направлении[253].

Итак, хотя круг кандидатов на царство был довольно широк, однако отыскать в нем подходящее лицо было трудно. Виднейшие люди были далеко, а те, которые были под руками, не были виднейшими или же родовитейшими. Избирательная борьба не направлялась никакой влиятельной агитацией из среды боярства, потому что боярство было разбито Смутой. Влияние же «начальников» ополчения, настроенных аристократически, должно было бороться с совершенно иным настроением народных масс, среди которых, как мы видели, олигархическое правительство князей Шуйских не пользовалось ни малейшей популярностью. Трудное положение разрешилось тем, что собор остановил свой выбор на романовской семье, и 7 февраля предъизбрал в цари Михаила Федоровича.