Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

В первые же недели после очищения Москвы, с начала ноября, из Москвы идут уже грамоты по городам «о обиранье государьском». Московское правительство приглашает в Москву городских выборных «по десяти человек от городов, для государственных и земских дел». Из этих выборных должен был собраться в Москве новый совет «всея земли» на смену тому, который работал с Пожарским в Ярославле, вместе с ним был под Москвой и по взятии Москвы устраивал в ней первые основания нового порядка. Когда окончилась деятельность ярославского собора в Москве и когда съехались в Москву выборные на новый собор, неизвестно. Следов соборной практики от 1612–1613 годов осталось так мало, что даже о важнейших моментах соборной деятельности нельзя составить точного и полного представления. Во всяком случае, в январе 1613 года новый земский совет уже существовал и думал о том, «кому быть на Московском государстве».

Состав этого совета можно восстановить лишь отчасти по подписям на избирательной грамоте 1613 года. Хотя эта грамота и помечена маем 1613 года, однако члены собора подписывали ее, очевидно, позже. Князь Д. М. Пожарский, князь И. Б. Черкасский, князь И. Н. Одоевский и Б. М. Салтыков на ней подписались в боярском сане, а между тем они были пожалованы боярством не в мае, а позже: первые два 11 июля, а два вторые даже 6 декабря 1613 года. Таким образом, у нас не может быть уверенности, что в рукоприкладствах участвовала действительно та среда, которая выбирала царя в феврале 1613 года. Но если даже и допустим, что к подписи призывались только те лица, которые лично были на февральских соборах, то все-таки мы не сможем на основании 277 подписей под грамотой узнать общее число и все имена избирателей. При подписании допускалось заместительство: одно лицо подписывалось за нескольких, не перечисляя их поименно, а только означая общим именем «тулян», «серпьян», «чебоксарцев» и т. д. Поэтому возможно до некоторой степени заключать о территориальной полноте представительства. На грамоте находятся подписи представителей 50 городов и уездов от Северного Подвинья до Оскола и Рыльска и от Осташкова до Казани и Вятки. Принимая эту цифру как минимальную, можем вместе с тем быть уверенными, что она неточна. Дальше будет видно, например, что на соборе были выборные от Торопца, подписей которых под грамотой, однако, нет. Что же касается до сословного состава и общей численности Земского собора, то в этом отношении подписи не дают никакого материала для точных выводов. Все группы населения, от бояр до «уездных людей», то есть северных крестьян или мелких служилых людей «приборной» службы, имеют за себя подписи на грамоте. Есть подписи и за казаков; нет их только за боярских людей, то есть владельческих крестьян и холопей. Таким образом, можно сказать, что собор по сословному составу был сравнительно полон, но в каком численном отношении друг к другу стояли различные группы населения на земском совете, мы не знаем. Если судить по числу подписей, то преобладали высшие служилые чины, а казаков было мало, даже очень мало. Между тем есть предания, что атаманы и казаки играли видную роль в избирательной суете. Поляки же прямо говорили московским послам после избрания Михаила Федоровича «непригожие» и несправедливые речи, что его «выбирали одни казаки». Шведские дипломаты также были убеждены, что казачество преобладает в Москве: Э. Горн в самом начале 1614 года писал новгородцам, что «казаки в московских столпех сильнейший». Таким образом, есть повод подозревать, что количеством подписей на грамоте нельзя измерять ни действительной численности, ни значения той или другой сословной группы. Наконец, число подписей очень мало сходится с настоящим числом избирателей, бывших на соборе. Разительный тому пример представляет отношение подписей за Нижний Новгород (которых на грамоте всего четыре) к числу нижегородских выборных. Мы только случайно узнаем, что Нижний послал на Земский собор трех попов, тринадцать посадских, двух стрельцов и одного дьяка, всего 19 человек, кроме выборных от дворян, о которых нет известий. О других городах пока не существует подобных сведений, но если допустить, что все пятьдесят городов послали для царского избрания такое количество выборных, какое просило прислать московское правительство, то есть по десяти человек, то число одних провинциальных представителей на соборе должно полагать в пятьсот, а весь состав собора с московскими столичными чинами – в семьсот человек. Как ни гадательны все подобные соображения, они все-таки ведут к тому вероятному, даже бесспорному общему заключению, что собор 1613 года был люден и сравнительно с другими соборами полон как по числу представленных местностей, так и по разнообразию вошедших в него сословных групп. Можно сказать, что не одни казаки, как говорили в Литве, а все слои свободного населения участвовали в великом государственном и земском деле царского «обиранья»[252].