К лету 1587 года в Москве уже не было опасных соперников Бориса. Старший Мстиславский, старшие Шуйские окончили свое земное поприще в опале и ссылке; они недолго жили в тех местах, куда их бросил царский гнев, и их скорая кончина подала повод к такой молве, будто их убили по наущению Бориса. Младшие же родичи сосланных и умерших бояр, Ф. И. Мстиславский и В. И. Шуйский с братьями (скоро возвращенные в Москву), наконец, молодые Никитичи не могли стать наравне с Борисом Годуновым, который был на деле и титуловался на словах «начальным боярином и советником царского величества». Не могли отнять у него первенства и те, которых возвышали взамен удаленных. Не говоря о людях второстепенной родовой и служилой чести, например о князьях И. В. Сицком, Б. П. Засекине, Хворостининых, о таких дельцах, как князья Ф. М. Троекуров и Ф. А. Писемский, – даже любимый дядька царя Федора Андрей Петрович Клешнин и знаменитые братья Щелкаловы, даже знатный родственник царский князь Иван Михайлович Глинский уступали первое место Борису. Если «ближний» думец Клешнин, быстро возвышенный до окольничества, был слишком незнатен по сравнению с Борисом и потому не мог с ним соперничать, как и «большие ближние дьяки» Щелкаловы, то И. М. Глинский, бесспорно, превосходил отечеством Бориса. Но, будучи женат на сестре Борисовой жены, он вполне подпал влиянию Бориса, как свидетельствует его духовная 1586 года. Современники говорили о Глинском, что он был малоумен и прост[51]
.Однако начальный боярин и советник не мог чувствовать себя спокойно, пока его положение у власти не было оформлено и закреплено. К этому Борис шел осторожно, с большой постепенностью, пока не добился гласного признания за ним прав и положения правителя, регента. Случилось это таким образом.