Забота о вере и жизни других Церквей не рассматривалась тогда как право или преимущество какой-либо кафедры. Послания первенствующих Церквей, Римской или Антиохийской, тонут в массе посланий епископов и мучеников Галлии, Смирны, Понта, Греции, Палестины, Осроены (в Месопотамии), Малой Азии. Каждый епископ и каждая Церковь считает своим делом разделять радость и затруднения своих собратий во всем мире. Мы видели, как откликнулся почти весь христианский мир на мученический подвиг святого Игнатия Богоносца. Внимание и любовь привлекали не только такие выдающиеся случаи. Из посланий Дионисия Коринфского видно, что богатая Римская Церковь делилась своим достоянием с нуждающимися и преследуемыми во всех Церквах, одушевляя «бедных нуждающихся и поддерживая братий, трудящихся в рудниках»[163]
.Когда в Риме возникла опасность от множества еретиков, туда едут выдающиеся малоазийцы (святой Поликарп, святой Иустин), туда несколько позднее пишет из Лиона святой Ириней, помогая разобраться в гностических тонкостях (письма к Флорину и другие его писания в связи с римскими делами). Мученики лионские сообщают свой взгляд на монтанизм в Азию и в Рим. Резкое разногласие римского епископа Виктора с Малоазийскими Церквами в вопросе о времени празднования Пасхи (он хотел отлучить Церкви Азии) встретило немедленно отпор от епископов с разных концов вселенной. Они все ему единодушно пишут, советуя лучше позаботиться «о мире, единении и любви с ближними»[164]
. Спор о времени празднования Пасхи вызвал всеобщий обмен мнений. По всем Церквам созываются соборы, всюду рассылаются послания. Вопрос затронул все Церкви — все считали своим долгом высказаться и позаботиться о своих братьях. Так, палестинские епископы писали: «Списки с нашего послания постарайтесь разослать по всем Церквам, чтобы мы не были виновны перед теми, которых души легко заблуждаются. Уведомляем вас, что в Александрии празднуют Пасху в тот же день, в который праздуем ее и мы. От нас отправляют письма к Александрийской Церкви, а из Александрийской к нам, поэтому празднование Святого дня у нас бывает согласно и вместе с ними»[165].Единство жизни и мысли, как видим, было предметом забот и вместе было радостью и утешением христиан II в., верных преданию. Егизипп, путешественник и писатель середины и конца II в., сам, видимо, христианин-еврей из Палестины, едет в Коринф, едет в Рим, заезжает в другие города — и всюду находит единую веру и единую жизнь. Он записывает в свою книгу «Воспоминаний», к сожалению, дошедшую до нас лишь в отрывках, следующее: «Я провел немало дней у коринфян, беседовал с ними — и мы взаимно утешались своим православием. Находясь в Риме, я оставил список преемства епископов до Аникиты, которого диаконом был Елевферий… В каждом преемстве и в каждом городе все шло так, как заповедует закон, пророки и Господь»[166]
.Церковь чувствует себя единой.
Это не значило, что не было попыток нарушить это единство. Но эти попытки встречали отпор со всех концов единой Церкви. Когда появилась, например, опасность от ереси Маркиона или от монтанизма, против них борются и пишут не только в Риме и в Малой Азии, где они действовали, но и Дионисий из Коринфа, мученики лионские и святой Ириней из Галлии, Феофил из Антиохии, Филипп Гортинский с Крита и многие другие; все единодушно борются за единую веру и предание.
Лионская Церковь в период гонений
Единую веру и единое предание Церквей вселенной яснее других и с наибольшей полнотой сознавала и блюла, не только у себя, но и в других Церквах, возникшая к концу II в. Церковь в Галлии — в Лионе и в Виенне, двух смежных городах на реке Роне (в теперешней Франции). Она несколько неожиданно выдвигается в 70-х годах II в. и потом вплоть до кончины своего выдающегося руководителя святого епископа Иринея (около 200 г.) занимает одно из самых заметных мест в христианской жизни этого времени.
Значение этой Церкви и святого Иринея станет понятным, если обратить внимание на то, что она возникла и жила в тесном общении с двумя средоточиями христианской жизни предшествующих поколений. Малая Азия и Рим как бы объединились в Лионе. Отсюда такая полнота духовной жизни в молодой Галльской Церкви.
Самые затруднительные вопросы времени: отношение к гностикам, к монтанизму, к падшим, к празднованию Пасхи, к епископской власти, к церковному преданию и многому другому — находили здесь ясное, православное решение, которому последовала в конце концов вся Церковь. Трудно даже перечислить те стороны православной жизни и учения, которые не нашли бы здесь отражения, и такого верного, что на него могла опираться Церковь во все последующие века в своих затруднениях и спорах с еретиками.
Сохранившиеся источники свидетельствуют, что Галльская Церковь хотя и недавно возникла, но уже была крепка и зрела в разгар тяжелого испытания. Его описывают в послании к Церквам Азии и Фригии очевидцы и собратия пострадавших.