Очерки по истории зоологии

Геккель — если и не создатель, то первый крупный проповедник филогенетического направления в систематике, положивший начало целому лесу из всяческих «родословных древ». Любовно вычерчивая такие «древа», Геккель не допускал «пробелов», и там, где они оказывались, бесцеремонно заполнял их «предполагаемыми» формами, всякими «гастреадами», «мореадами», «бластеадами» и т. п. В этих «деревьях» было не меньше фантазии, чем правды, но они имели большой успех и сильно способствовали продвижению эволюционного учения в биологии.

Системы животных Геккель давал неоднократно. В своей «Систематической филогении» (1894–1896)^[82] он принял 10 типов. Кольчатые черви попали в тип членистых, оболочники — особый тип, а остальные низшие хордовые отнесены к червям, куда вошли и все червеобразные (моллюсковидные), но плоские черви выделены в особый тип. Единственное достижение этой системы — выделение губок в особый тип; типы же «червей», «членистых» и «позвоночных» явно искусственные.

«Основной биогенетический закон», сформулированный в сущности не им, а Фрицем Мюллером, Геккель считал действительно «основным» и действительно «законом». Это повлекло за собой сильное развитие эмбриологических исследований, приведшее к ряду важных открытий, из-за которых, в свою очередь, «закон» был позже сильно переработан.

Широкую славу Геккель получил, конечно, не трудами о медузах и радиоляриях, — фолианты трудов экспедиции «Челленджера» доступны только специалистам и интересны лишь им. Громкую известность принесли популярные книги «Чудеса жизни», «Мировые загадки», «Естественная история миротворения»^[83], выдержавшие множество изданий в Германии и переведенные на полтора десятка языков, в том числе даже малайский. В них Геккель знакомит читателя с той смесью дарвинизма, наивного механицизма и пантеизма, которую он назвал «монизмом», возведя этот монизм в ранг «монистической религии». Открытые утверждения, что человек — «потомок обезьяны», нападки на церковь и постановку школьного обучения (он требовал обязательного введения в курс средней школы теории эволюции) придавали учению Геккеля революционную внешность и сильно раздражали реакционные круги. Книги Геккеля били по церкви, направляли мысль в сторону материализма, и проповедь его приветствовалась виднейшими деятелями революционного рабочего движения, снисходительно относившимися, за неимением лучшего, к недостаткам книг Геккеля: книги революционизировали умы. Так выросла в наших глазах фигура проповедника дарвинизма, борца с казенной религией и прочими «жупелами», вырос чуть ли не революционер. Да и как было не расти этой фигуре, когда враги дарвинизма, враги материализма, социализма на все лады поносили Геккеля.

Геккель сам сознавался, что он «весьма несведущ в области практической философии — политике, социологии, этике и педагогике». Это не мешало ему, однако, высказывать кое-какие мысли по этим вопросам. Пруссак и поклонник Бисмарка, он, конечно, не мог равнять себя с «демократией». Учение о происхождении видов в его трактовке — учение аристократическое, скажем — юнкерское.

«…каждый рассудительный и непредубежденный человек обязан рекомендовать теорию происхождения видов и вообще эволюционное учение как лучшее противоядие против безрассудной нелепости социалистической уравниловки», — заявил Геккель в своем ответе Вирхову, упрекнувшему Геккеля в «поощрении немецкой социал-демократии». «Лучшие» стоят на вершине эволюционного дерева, и эти «лучшие», конечно, — высшая раса, а из нее — «верхушка» населения. В книге Геккеля «Чудеса жизни» есть 17-я глава «Ценность жизни», а в ней такие фразы (цитирую по переводу со 2-го нем. изд. Н. А. Алексеева, СПБ 1908, стр. 175):