Очерки по теории сексуальности

Мы уже говорили выше о двух заключительных фантазиях Ганса, которые как бы подытожили его выздоровление. Одна касается водопроводчика, который наделил мальчика новой и, как правильно догадался отец, большей по размерам «пиписькой». Это не просто воспроизведение более ранней фантазии, в которой фигурировали водопроводчик и ванна. Это победная, радостная фантазия, посредством которой мальчик преодолевает страх перед кастрацией. Вторая фантазия, подтверждающая желание быть женатым на матери и иметь от нее много детей, не только исчерпывает содержание тех бессознательных комплексов, что вырвались из-под спуда при виде упавшей лошади и вызвали приступ страха. Она также исправляет мысли, совершенно неприемлемые для Ганса: вместо того, чтобы умерщвлять отца, мальчик обезвреживает того, заставляя жениться на бабушке. Эта фантазия, что вполне объяснимо, подводит черту под болезнью и под анализом.

* * *

В ходе выполняемого анализа невозможно получить сколько-нибудь четкое представление о структуре и развитии невроза. Это уже предмет синтеза, который надлежит произвести впоследствии. Если приступать к синтезированию сведений по фобии нашего маленького Ганса, начинать следует с его умственной конституции, с его основных сексуальных желаний и с его опыта вплоть до рождения сестры, о чем говорилось ранее в настоящей работе.

Появление на свет сестры принесло в жизнь Ганса много нового, причем с тех самых пор он фактически не ведал покоя. Прежде всего ему пришлось смириться с определенными лишениями: вначале состоялась временная разлука с матерью, а затем мать на длительный срок ослабила свою заботливость и внимание; теперь предстояло учиться делить материнскую ласку с сестрой. Во-вторых, в. мальчике воскресли все те удовольствия, которые он испытывал младенцем, и это случилось, когда мать на его глазах ухаживала за новорожденной. Оба фактора в совокупности привели к усилению в Гансе эротической потребности, но также обострили в нем ощущение неудовлетворенности. Ущерб, нанесенный рождением сестры, он старался восполнить фантазией и воображал, что у него самого появились «детки». В Гмундене, при втором посещении, он и вправду играл с этими детками, тем самым находя достаточное выражение своей привязанности, но по возвращении в Вену он вновь оказался в одиночестве – и был вынужден вновь сосредоточить все свои устремления на матери. Между тем его ожидали новые лишения: в возрасте четырех с половиной лет Ганса выставили из родительской спальни[210]. Повышенная эротическая возбудимость нашла выражение в фантазиях, в которых, тоскуя в одиночестве, он воображал своих товарищей по летним играм и обретал аутоэротическое удовлетворение посредством мастурбационного раздражения гениталий.

В-третьих, рождение сестры побудило его крепко задуматься, и эта мыслительная работа, с одной стороны, не подлежала завершению, а с другой стороны – вовлекла мальчика в эмоциональный конфликт. Он столкнулся с великой загадкой деторождения (быть может, это первая задача, разрешение которой пробуждает духовные силы ребенка и которая в измененном виде воспроизведена, полагаю, в истории фиванского Сфинкса[211]). Ганс отверг объяснение, будто Ханну принес аист: ведь он заметил, что у матери за несколько месяцев до рождения девочки сделался большой живот, затем она легла в постели, громко стонала во время родов, а потом встала изрядно похудевшей. Отсюда он сделал вывод, что Ханна находилась в животе матери и вылезла из него, как «ка-ка». Он вывел умозаключение, что этот процесс как-то связан с наслаждением, поскольку соотнес его с собственными ощущениями удовольствия при опорожнении кишечника, и потому с удвоенным желанием стал мечтать о «своих детках», которых намеревался с удовольствием рожать, а потом (это компенсирующее удовольствие) ухаживать за ними. Во всем этом не было ничего такого, что могло бы привести к сомнениям или конфликтам.

Однако имелось и кое-что еще, внушавшее беспокойство. Отцу пришлось как-то откликнуться на рождение Ханны, поскольку он утверждал, что она и Ганс – оба его дети. При этом мальчик понимал, что появлением на свет дети обязаны не отцу, а матери. Значит, отец вставал между ним и матерью. В присутствии отца он не мог приходить к матери в постель: даже когда мама соглашалась пустить Ганса, отец его прогонял. Ганс на опыте осознал, насколько хорошо ему становится, когда отец отсутствует, и желание избавиться от отца получило таким образом достаточное обоснование, а дальше оно обрело свежее подкрепление. Отец солгал ему по поводу аиста и тем самым сделал невозможными любые дальнейшие разъяснения относительно деторождения. Он не просто запрещал ему ложиться в мамину постель, но скрывал знание, к которому Ганс стремился. Словом, отец наносил урон отовсюду, поступая так, очевидно, к своей выгоде.