Очерки по теории сексуальности

Важно отметить, что идеационное содержание[212] фобии подверглось дальнейшему искажению и замещению прежде, чем оно было осознано. Сначала Ганс утверждал, что боится, будто лошадь его покусает; это отсылало к другому событию в Гмундене, связанному, с одной стороны, с враждебностью по отношению к отцу, а с другой стороны – с родительскими предостережениями по поводу мастурбации. Здесь, возможно, проявилось и некое внешнее влияние, исходившее, по-видимому, от родителей. Не рискну предполагать, что записи в ту пору велись достаточно тщательно, и это обстоятельство мешает судить, говорил ли мальчик об этом до или только после предупреждения матери насчет вреда от мастурбации. Лично я склонен допускать, что это произошло после, вопреки приведенной истории болезни. Впрочем, в целом довольно ясно, что враждебный комплекс по отношению к отцу скрывает плотское желание, обращенное на мать, каковое мы выявляем и истолковываем посредством анализа.

В других случаях подобного рода можно было бы сказать куда больше о структуре невроза, его развитии и распространении, но история болезни маленького Ганса слишком коротка: она вскоре после своего начала сделалась историей лечения. Пусть фобия в продолжение лечения, казалось, неуклонно развивается, охватывает новые объекты и ставит новые условия, однако лечивший Ганса отец обладал, конечно, достаточным благоразумием для того, чтобы усматривать во всем этом лишь проявления уже накопленного материала, а не свежие измышления, к возникновению которых было бы причастно лечение. На такое благоразумное обращение в других случаях далеко не всегда можно рассчитывать.

Прежде чем объявить о завершении синтеза, необходимо затронуть еще одну сторону дела, которая позволит заглянуть в самую суть затруднений, связанных с пониманием невротических состояний. Мы видели, как наш маленький пациент подчиняется натиску волны вытеснения, которая «растекается» поверх наиболее важных для него сексуальных элементов[213]. Ганс отказался от мастурбации и с отвращением стал отвергать все, что напоминало ему об экскрементах и о подглядывании за людьми, отправляющими естественные потребности. Но это не те элементы, которые были затронуты поводом к заболеванию (падение лошади на глазах мальчика) или которые предоставляли материал для симптомов, то есть не содержание фобии.

Следовательно, мы вправе провести принципиальное различие. Наверное, мы лучше поймем этот случай, если обратимся к изучению тех других элементов, которые удовлетворяют обоим вышеприведенным условиям. У Ганса это устремления, которые ранее вытеснялись и которые, насколько мы знаем, никогда не могли проявиться свободно: враждебно-ревнивые чувства к отцу и садистские влечения (этакие отражения коитуса) к матери. За этими ранними вытеснениями скрывается, возможно, предрасположенность к последующей болезни. Данные агрессивные наклонности не нашли у Ганса никакого выхода и, стоило им проявиться в период отчуждения и повышенного сексуального возбуждения, попытались прорваться в сознание с удвоенной силой. Так и вспыхнула схватка, которую мы называем «фобией». Постепенно часть вытесненных мыслей, искаженных и перенесенных на другой комплекс, сумела вторгнуться в сознание как содержание фобии, но успех был кратковременным. Победа осталась за силами вытеснения, которые в этом случае подчинили себе некоторые другие элементы личности. Впрочем, отмеченное обстоятельство нисколько не отменяет того факта, что сущность болезненного состояния Ганса целиком определялась природой элементов влечения, подлежащих ликвидации. Содержание его фобии сводилось преимущественно к тому, чтобы наложить обширные ограничения на свободу перемещения; по сути, это была мощная реакция против смутных двигательных побуждений, направленных в основном на мать. Лошадь для нашего пациента всегда обозначала удовольствие от движения («Я молодая лошадка», – приговаривал Ганс); но, поскольку удовольствие от движения подразумевает и стремление к коитусу, это удовольствие было ограничено неврозом, а лошадь оказалась воплощением всего ужасного. Представляется, что вытесненным влечениям при неврозе не остается ничего другого, кроме как предлагать сознанию поводы для испуга. Правда, при всей несомненности торжества в случае Ганса сил, противопоставленных сексуальности, компромиссная природа такой болезни все-таки не допускает, чтобы вытеснение не могло достичь иных результатов. Страх перед лошадьми не пускал Ганса на улицу и мог, кроме того, служить предлогом остаться дома с любимой матерью. В этом отношении победила привязанность к матери: любящий цепляется за объект своей страсти, но он, конечно, старается принять меры, чтобы не его не отвергали. В этих результатах проявляется подлинная природа невротического заболевания.