Очерки поэтики и риторики архитектуры

На северной и южной сторонах здания витражи между колоннами завершаются тупыми углами, как у тимпанов классических фронтонов. Благодаря тому, что перед витражами протянуты вертикальные ребра, возникает сходство со схематическими изображениями классических портиков под фронтонами. В витражи вмонтировано множество непрозрачных пластин, образующих вместе со стеклянными треугольниками и ромбами узор, напоминающий плывущие льдины. В воображении встают образы классицистических дворцов, отражающихся в Неве в осеннюю пору ледостава (на северной бессолнечной стороне) и в весеннюю пору ледохода (на южной стороне – солнечной). Вот вам и связь с «причудами арктического климата».

Рядом с такими семантическими затеями советский шедевр Жука выглядит технологической абстракцией, чистым дизайном. Подхватывая этот контраст, Гримшоу сделал северный посадочный блок, симметричный терминалу Жука, абстрактно-геометричной стекляшкой.

Риторический принцип контраста проведен сэром Николасом и внутри здания – в архитектуре зон вылета и прибытия. Будучи разведены по разным уровням, они резко различаются характером опор, потолков и освещения, хотя в построении обеих господствует продольный, широтный вектор и обе пронизываются низко стоящим утренним и вечерним солнцем, но не дневным, лучи которого выхватывают только южную кромку помещений. Войдя в зону регистрации, вы чувствуете, как длинные ребра потолка, стянутые друг с другом только в редких точках на линиях перспективы, увлекают ваше воображение вдаль к где-то там ждущему вас самолету. Узкие ромбические зазоры длиной сорок пять метров каждый, сквозь пирамидальное остекление которых вы видите небо, – метафора воздействия направленной вверх и вдаль, как при взлете самолета, энергии, которая раздвигает складки потолка.

Совершенно иначе устроена двухэтажная зона прибытия. Из автобуса, доставившего вас с самолета, вы входите на первый этаж северного посадочного блока. Поднявшись на галерею, проходите на второй этаж главного здания (в это время над вами, по второму этажу галереи, идут люди в посадочный блок) на паспортный контроль. Миновав его, шествуете вдоль северной стены к спуску на выдачу багажа и, получив его, выходите в зал ожидания. В этой зоне колонны круглые, расставленные по сетке восемнадцать на девять метров или девять на девять. К перекрытиям подшиты в направлении запад – восток серые пластиковые поблескивающие полосы с параллельными темными щелями между ними. То приподнимаясь, то опускаясь, они похожи на быстрые струи холодной реки, сопровождающей вас на всем пути от паспортного контроля до выхода из терминала к такси и автобусам. Метафора дельты Невы. Попробуйте представить таким же потолок зоны регистрации – и вы убедитесь, сколь многое потеряли бы воздушные ворота Петербурга в памяти тех, кто улетает за границу.

Подчиняясь архитектурной риторике сэра Николаса, Петербург в своем воздушном терминале встречает прибывших холодно, провожает же улетающих тепло. Мне такая схема кажется реалистичной: Питер действительно не раскрывает объятий каждому, но, проникая в сердце постепенно, компенсирует первоначальное недружелюбие с избытком. Жаль только, что господа, руководящие консорциумом ВВСС («Воздушные Ворота Северной Столицы»), не удержались от того, чтобы загромоздить безликими постройками площадь, предусматривавшуюся генеральным планом британских архитекторов с восточной, подъездной стороны терминала. Кто теперь может увидеть его главное здание во всю ширь прекрасных фасадов? Разве что мельком – пассажиры из иллюминаторов лайнера или водители на парковке между терминалами Жука и Гримшоу? Лучшее здание, построенное в Петербурге в последнее десятилетие, практически скрыто от глаз.

Эпилог

Пространство и стена

Чего я хочу от архитектуры?

Чтобы она доставляла удовольствие.

Удовольствие, разумеется, зрительное, которое может дополняться не слишком длительными состояниями движения и покоя, разнообразием осязательных ощущений, не угнетающими слуховыми ассоциациями.

А комфорт?

Комфорт и удовольствие – не одно и то же. Комфорт должен быть нормой жизни, настолько постоянной, что я могу, если это подлинный комфорт, не замечать его. Удовольствие же невозможно не заметить. Удовольствие, ставшее нормой, которую перестаешь замечать, – не удовольствие, а комфорт. Комфорт обеспечивается не архитектурой, а инженерией, техникой, дизайном.

Я хочу, чтобы архитектура была приятным, подчас воодушевляющим зрелищем, за исключением мемориалов, которые могут быть печальными, тревожными, трагическими, хотя и они способны воодушевлять, пробуждать человечность через сопричастность чужому страданию. И я не хочу, чтобы архитектура была множеством каких-то жизненно необходимых, но эмоционально никак не действующих на меня объектов или таких, которых лучше бы не видеть.